Пророчества и иже с ними
Шрифт:
— Вот развлекайся.
Мужчина сделал вид, что оглох и ослеп.
— Молодец, — одобрил брат. — А теперь скорее уносим ноги: зуб даю, советник не замедлит проверить, чем мы тут занимались.
Стоило нам захлопнуть дверь пыточной, как за ней раздался быстрый-быстрый шелест веревки.
— Что теперь? — шепотом спросила я у брата, поднимаясь по ступенькам.
— Последуем злому совету: погребем в Белорию, — воодушевленно откликнулся Дар.
— Но…
— Ринка, на самом деле это огхыреть какая ценная идея! — Брат остановился на середине
— А где они еще могут быть?!
— Ну, их могло сжечь молнией. В лучшем случае.
— А…
— А в худшем — куда, по-твоему, девались настоящие Терилла со служанкой?
Эта мысль не давала мне покоя со вчерашнего дня, только я старательно ее отгоняла. Но теперь, когда брат подтвердил мои опасения…
— И что она, по-твоему, сделает, когда придет в себя в чужом теле? — продолжал Дар.
— Попытается вернуться домой, — нехотя признала я.
— Во-во. И лучше бы нас в этом доме уже не было!
За дверью послышался какой-то шум, и мы, осекшись, поспешили наверх. Стражники и доспехи стояли на прежних местах, палач куда-то исчез. В замковый двор одна за другой въезжали подводы, запряженные волами непривычной, темно-рыжей и длиннорогой породы. Волы мычали, подводы скрипели, выбежавшие навстречу слуги перекрикивались, пытаясь как-то упорядочить это безобразие. Молчали только возницы, угрюмо сгорбившиеся на передках. Даже когда возы остановились, никто из приезжих пальцем не шевельнул, чтобы помочь с разгрузкой. Не было ни приветственных возгласов, ни шуточек, какими обычно обмениваются гости и хозяева. Слуги сноровисто распутывали веревки и растаскивали привезенное по кладовым. Запахло навозом, дымком коптильни, свежей сдобой. По двору проехал Лайен на черном жеребце. Наклонился, цапнул из корзины булку. Разок укусил, выронил и поскакал к воротам. Возница поглядел ему вслед и сплюнул. Сидевший рядом с ним мальчишка дернулся подобрать брошенное, но мужчина удержал его за плечо.
Похоже, за все это добро Терилла не платила.
— Чего ему надо-то? — озадаченно спросил брат. Я оглянулась. Палач, выглядывающий из-за угла башни, подавал Дару какие-то знаки. Заметив королевское внимание, мужик смутился и спрятался.
— Может, хочет сообщить что-то важное? — с надеждой предположила я. — А меня боится?
— Если б у него хорошие вести были, небось не боялся бы, — проворчал брат, а у самого уже глаза заблестели от любопытства. — Знаешь, э-э-э… Ваше Величество, можно мне на минутку отлучиться?
— Иди, — позволила я. Покосилась на охрану и добавила: — Но только на минутку! А то я… поручить тебе кое-что хочу.
Дар понимающе ухмыльнулся — не трусь, сестричка, не бросятся же они на тебя, как только я скроюсь из виду! — и размашистой мужской походочкой, от которой у бабы энергично колыхалось спереди и сзади, двинулся к углу. Стражники зачарованно проводили его взглядами.
— Ваше Величество.
Я вздрогнула и от неожиданности,
И тут на меня накатила злость — как тогда, при Виткином женихе. Да гори оно все огнем, кто дал судьбе право так надо мной издеваться?!
Я резко развернулась и дрожащим от ярости голосом прошипела:
— Тебя что, не учили, как надлежит являться пред королевские очи? Или ты их уже от задницы не отличаешь?!
Советник попятился, от неизменно бесстрастного лица повеяло сомнением.
— Простите, Ваше Величество. Я немного не рассчитал точку выхода, — смиренно сказал он.
— Ты?! — Я презрительно фыркнула. — Совсем за идиотку меня держишь?
Висельт съежился еще больше, до почтительного полупоклона.
— Что вы, Ваше Величество, как можно! Но вы уже второй день пропускаете утренние совещания, и бумаги…
— Сам разберись. Как будто тебе впервой мою подпись подделывать!
— Клянусь, у меня…
— А у меня важные дела, — обрубила я. — До которых тебе никаких дел нет. Что, больше заняться нечем, как за мной шпионить? Темницу я от дармоедов уже освободила, так не проделать ли то же самое с замком?
— Ва-а-аше Величество…
— А ну пшел разгребать свои бумажки!
Кажется, я нашла нужный тон. Советник безропотно сгинул, источая разочарование и даже легкий испуг. Я покосилась на стражу. Та, похоже, все это время не дышала, а теперь еще и зажмурилась. Видать, у королевы был обычай срывать гнев на ком попало. Но тут к нам тяжелой трусцой вернулся запыхавшийся, раскрасневшийся Дар, и стражники облегченно выдохнули.
— И чего он от тебя хотел?
— Извращенец какой-то, — возмущенно выпалил брат, так яростно вытирая ладонь о передник, словно испачкался в коровьей лепешке. — Представляешь, он мне лилию подарил!
Я представила и гнусно захихикала:
— Ты ему хоть спасибо сказа… ла?
— Нет, послала на гхыр и треснула лилией — жалко, что это была не роза! — по похабной морде. А он заулыбался еще шире и заявил, что коней, узников и девчонок норов только красит!
Дар обернулся, вспыхнул и поспешил затесаться между мной и стражником. Палач снова выглядывал из-за угла. На лице у него было написано обожание.
Мы величественно прошествовали обратно к королевским покоям. Окинув меня критическим взором и зачем-то измерив пядью, брат велел раздеваться и куда-то удрал. Вернулся он довольно быстро, с охапкой тряпья такого же мышасто-дерюжного цвета, как и его платье.
— Вот, выйдешь из замка под видом служанки.
Я брезгливо пощупала жесткую, колючую ткань.
— А его никто не хватится?
— Нет, — уверенно отмахнулся брат. — Я его из грязного белья вытянул.
Пояснения были излишни: мой нос уже сообщил, что в этом наряде очень долго и усердно работали по жаре, разнося помои свиньям.
— Чего кривишься? — обиделся Дар. — Тело-то все равно не твое, даже если подхватишь какой-нибудь лишай, лечиться придется Терилле.
— То есть если я дам бабе затрещину, то ты на меня не рассердишься? — с надеждой предположила я.