Пророчество о сёстрах
Шрифт:
— Сударыни, как вы знаете, осень уже на исходе. Сегодня вам предстоит выбрать одного из художников, которых мы проходили, и, взяв за образец его стиль, нарисовать любой вид из этого сада по вашему выбору. Учитывая холод, у нас есть на эту работу лишь несколько дней, так что будьте любезны работать быстро и сосредоточенно. Вот и все.
Луиза уже с головой ушла в рисование, на холсте перед ней проступают первые линии цветного наброска. Я обвожу взглядом вянущий сад в поисках чего-либо, достойного моей попытки — почти заведомо обреченной
Твердо вознамерившись сделать лучшее, что только в моих силах, берусь за работу, но вдруг взгляд мой выхватывает нечто весьма интересное. Это Луиза. Рука ее зависла над холстом, кончик кисти касается еще нетронутого, чистого участка.
Но не сама Луиза привлекает мое внимание. Ее рука — запястье, проглядывающее из-под красного бархатного плаща, и свободный серебряный браслет, что прикрывает белизну кожи.
И — отметина. Такая же, как у Сони. Как у меня.
Совсем незаметная, лишь слабо очерченный контур, но я узнала бы ее где угодно.
— Лия, в чем дело? Что случилось?
С кисти Луизы спадают капли изумрудной краски. Глаза полны участия.
— Твоя… это… Откуда это у тебя? — Я не могу оторвать глаз от ее тоненького запястья.
Луиза прослеживает мой взгляд, смотрит себе на руку, и глаза ее расширяются от паники. Кисть летит на землю, а сама Луиза торопливо поддергивает рукав плаща, чтобы прикрыть запястье.
— Ничего особенного. Просто шрам.
Вся побелев, она наклоняется поднять упавшую под мольберт кисть.
— Я не…
Договорить фразу я не успеваю. За спиной появляется мистер Белл.
— Мисс Милторп, Луиза. Вам что-нибудь непонятно? Сложности?
Он критически осматривает мольберты, избегая смотреть нам в глаза. И хотя моя голова буквально раскалывается от вопросов, на меня вдруг накатывает злость — с какой это стати он обратился к Луизе просто по имени, а более почтительное «мисс» приберег для меня.
— Никаких сложностей, мистер Белл. Просто я сегодня какая-то совсем уж неловкая, вот и все. Я уронила кисть, но уже нашла ее.
Луиза машет кистью у него перед носом точно в доказательство того, что та и в самом деле у нее в руках.
— Да, мистер Белл, все в полном порядке. Мы с мисс Торелли очень-очень стараемся и работаем очень прилежно.
— Вижу-вижу. — Он покачивается на пятках, судя по всему, обдумывая, что делать с моей жалкой попыткой бунта — учитывая, что наш отец был одним из наиболее известных благотворителей школы. — Тогда продолжайте.
Когда он удаляется за пределы слышимости, мы с Луизой дружно выдыхаем.
Я хватаюсь за кисть и, нанося беспорядочные мазки по холсту, наклоняюсь к Луизе.
— Луиза, откуда у тебя это? Скажи мне!
Она вся зажимается, напрягается всем телом, снова
— Не понимаю, тебе-то какой интерес. Ровным счетом ничего особенного. Правда.
Я вздыхаю, и если и задумываюсь, то лишь на секунду. Времени у нас нет. Мистер Белл склоняется к девочкам на противоположном конце ряда, весь поглощенный работой одной из наиболее одаренных художниц класса. Вставив кисть в прорезь на мольберте, я прячу руку в складки платья и начинаю закатывать рукав, а сама тем временем говорю, точнее — почти шепчу:
— Луиза, у меня есть причина интересоваться этим, и довольно-таки веская. — Обнажив руку ровно настолько, чтобы был виден медальон, я протягиваю ее к Луизе, повернув ладонью вверх, чтобы отметина оказалась на виду. — Понимаешь ли, у меня тоже есть отметина. И почти совсем такая же, как у тебя.
Луиза долго смотрит на мое запястье, все еще сжимая в руках кисточку. Благодаря ли сдавленной тишине, что окружила нас обеих, — или же из-за обычного хода времени, но урок живописи очень быстро подходит к концу. Мы откладываем краски и вместе с толпой щебечущих учениц несем наши работы в студию. Возможности поговорить наедине у нас больше нет. Пока я убираю рисовальные принадлежности, Луиза неотрывно смотрит на меня, но мне требуется время подумать, понять, что все это значит, и потому я даже рада вынужденному молчанию.
Когда мы моем кисти в миске с водой, Луиза наконец обращается ко мне.
— Лия, я просто не понимаю. Как это возможно?
Я гляжу на воду, бурую от смешанных красок.
— Сама толком не знаю. Происходит что-то странное, но я понимаю в этом не больше тебя. Во всяком случае, пока.
Луиза встряхивает головой, выбившиеся из прически завитки темных волос качаются вокруг ее шеи.
— Откуда у нас у обеих эти знаки? — шепчет она. — Мы ведь до этой недели почти что и не разговаривали, а пятно у меня всю жизнь.
Я встречаюсь с ней глазами над водой, пахнущей красками и скипидаром.
— Луиза, я сама не знаю, понимаешь? Просто… Пожалуйста. Дай мне время разобраться со всем, понять, что мне известно.
— Ох, ну до чего же жаль, что сегодня четверг! Теперь придется томиться все выходные, выжидая и строя догадки!
Она только что из кожи не выпрыгивает от беспокойства. Я вижу, как напрягаются, просвечивают сухожилия под бледной кожей — совсем как у скелетов на рисунках в папиных медицинских книгах.
Я встряхиваю кисти и кладу их сушиться в оловянную миску возле раковины, а лишь потом снова поворачиваюсь к Луизе.
— Жди весточки от меня. Я уж как-нибудь с тобой свяжусь.
Элис сохраняет королевское величие до того самого мига, как Эдмунд закрывает за нами дверцы экипажа. Но когда мы оказываемся одни в полумраке сгущающихся зимних сумерек, Элис вся обмякает. Плечи у нее обвисают, на лице застыла обреченная покорность.
Я накрываю ладонью ее руку.