Пророчество о сёстрах
Шрифт:
Я качаю головой, пытаясь осознать всю правду о смерти отца.
— Но он не странствовал по Равнине. Он никогда не рассказывал мне ни о чем таком — а если бы знал, непременно рассказал бы.
Мадам Беррье несколько мгновений обдумывает мои слова, а затем коротко кивает.
— Возможно. Но, дитя мое, падшие души хитры, а Самуил неизмеримо хитрее их. Возможно, они заманили вашего отца туда чем-то, что было для него очень-очень важно. Чем-то, что он горячо любил.
На этих словах перед мысленным взором у меня вспыхивает образ Темной
И я знаю. Знаю, чем именно они заманили его в странствие.
— Моей матерью.
15
Когда мадам Беррье снова начинает говорить, в голосе ее нет ни следа удивления, а вопрос звучит скорее утверждением.
— Разве не поддался бы он на зов, сулящий возможность увидеть ее лицо, услышать ее голос? Особенно, если он тревожился за свою дочь, за ее роль в пророчестве, о котором мало кто из мужчин вообще слышал, а тех, что поверили в него, и того меньше?
Я снова вижу дверь Темной комнаты в день смерти моего отца. Вспоминаю, как в слабом утреннем свете сочился из заброшенных покоев леденящий воздух.
Темная комната. Спальня моей матери.
Я вспоминаю свои странствия — как легко, без малейших усилий я соскальзывала в них, не ведая, что они — неизмеримо больше, чем просто сны.
— Не знаю, — бормочу я. — Он не понимал, что странствует. Не знал, что уязвим и беззащитен пред духами Иномирий.
Ясновидящая кивает.
— Довольно легко ответить на призыв духов, думая, что ты просто спишь, а у падших душ имелись все причины разобщить душу вашего отца с телом, обречь его на скитания по Иномирьям.
От одной мысли об этом во мне поднимается такая волна боли, что я едва в состоянии выдержать ее натиск.
— Вы… вы хотите сказать, что его душа в Пустоши?
Мадам Беррье вздергивает подбородок и разглядывает потолок, как будто может обрести нужные ей слова среди побелки.
— Мисс Сорренсен упоминала, что на одном из сеансов связи с духами получила сообщение от вашего отца.
Воспоминания о той первой загадочной встрече с Соней заставляют меня нервно заерзать на кушетке.
— Да. То есть я так думаю, — отвечаю я. — Я не то чтобы слышала его сама. Мне передала его Соня.
Мадам Беррье ободряюще улыбается.
— Мисс Сорренсен наделена поистине впечатляющим даром. Если она говорит, что послание от него, скорее всего, так оно и было на самом деле. И если так, это значит, что он каким-то образом сумел избежать Пустоши. — Она пожимает плечами. — Такое вполне возможно. В Иномирьях есть и иные обитатели, обладающие могуществом, вполне достаточным для того, чтобы помочь кому-либо избежать Пустоши, хотя тем самым они могут навлечь опасность на самих себя. Ваша мать, например.
В голове неясным дымком проносятся воспоминания о словах тети Вирджинии.
— Моя тетя говорила, что мама была… Заклинательницей.
Мадам Беррье кивает.
— Да. Тогда она вполне
Как ни мучительно мне представлять отца затерянным в Иномирьях, все же я благодарна за любое вмешательство, что позволило ему не попасть в Пустошь, — особенно если оно воссоединило его с моей матерью.
И вопрос, что должна была я задать уже давно, задаю не я, а Соня. Она спрашивает, глядя на мадам Беррье с еле теплящимся огоньком надежды в глазах:
— Мадам, вы сказали, что есть возможность выбора, что у Лии есть выбор.
— Ну разумеется. Мисс Милторп имеет выбор, как и мы все, — хотя выбор, что лежит пред ней, гораздо сложнее и опасней. Она может открыть Врата Зверю — или же закрыть их навсегда. Это ее право — право Ангела. — Гадалка наклоняется ко мне, пряча улыбку за толикой иронии. — И я, к примеру, от души надеюсь, что она выберет второе.
Я качаю головой. Трудно представить, чтобы кто-то выбрал иной путь — решил бы впустить Зверя в наш мир.
— Тут никаких вопросов и быть не может! Конечно же, я выбираю закрыть Врата! Но я не знаю о пророчестве ничего, кроме того, что мы прочли.
Соня откашливается.
— Потому-то мы и пришли сюда, мадам. Мы слышали, будто есть способ покончить с пророчеством. Способ закрыть Врата навсегда. Видите ли, это имеет какое-то отношение к ключам. Мы думаем, они нужны, чтобы как раз избыть пророчество, но мы не знаем, где их найти — даже где начать искать, и то не знаем.
Мадам Беррье немного молчит, обдумывая слова Сони.
— Что ж, ходили слухи, будто Ангел может как-то закрыть Врата навсегда, но я никогда не была допущена к тайнам пророчества. Мало кто видел сам древний текст — лишь те, кто несомненно связан с ним так или иначе.
Соня приподнимает брови.
— Мы видели его, мадам. И там как раз упоминаются ключи, а вместе с ними что-то еще. Что-то такое, что звучит вроде бы знакомо, но я не могу понять, почему. Какой-то Самайн.
Мадам Беррье поджимает губы. Я так и вижу, как в голове у нее вращаются колесики, и когда она наконец нарушает молчание, то не отвечает, а спрашивает:
— И в каком контексте Самайн упомянут в связи с ключами?
Соня облизывает губы, стараясь вспомнить.
— Что-то о первом дыхании… о…
— Рожденные в первом дыхании Самайна. — Я смотрю мадам Беррье прямо в глаза. — Вот что там сказано: «четыре отметины, четыре ключа, круг огня, рожденные в первом дыхании Самайна…»
Гадалка барабанит пальцами по столику, тщательно обдумывая слова.
— Не хотите пройтись? Кажется, я знаю, где найти хотя бы часть ответа.