Пророчество Предславы
Шрифт:
Сокол, тем временем, пропадал в городе, навещая одному ему известные места. Быть узнанным он не опасался. С помощью простейших вещей, вроде воска и шерсти, чародей так ловко менял облик, что товарищи отказывались верить, будто он обходился без колдовства. Сокол исчезал надолго, иногда на несколько дней, но возвращался всегда с ценными сведениями о московских делах.
А Рыжий со Скоморохом занялись поиском подходов к самому викарию.
Вельяминовского старшины Рыбы в городе не случилось. Тысяцкий забрал его с собой, когда отправился
— Вон они, — показал Рыжий издали. — Того, что покрупнее, с рубцом поперёк рожи, зовут Косым. Лучше говорить с ним. Крот, тот, что помельче, умишком больно обделён. Начнёт болтать, беды не оберёшься. На меня не ссылайся, они меня под другим именем знают. Да и, думаю, догадались, что я не тот за кого себя выдавал.
Рыжий, чтобы не попадаться бывшим знакомцам на глаза, поспешил вернуться в трущобы, а Скоморох, уяснив расклад, направился в корчму.
Как и в корчемнице Марии, здесь в эту пору людей собиралось меньше обычного. Повсюду стояли пустые столы, чего раньше за таким бойким местом не замечалось. Народ вёл себя значительно тише прежнего, не орал, не устраивал свар, но умудрялся напиваться при этом до чёртиков. Вельяминовские негромко беседовали, и Скоморох изрядно продрог у порога, дожидаясь удобного случая.
Наконец, Крот влил в себя достаточно пива, чтобы отойти по нужде, и новгородец, с кувшином в руке, присел на его место.
— Ты кто? — удивился Косой, не веря, что нашёлся человек, посмевший вот так вот запросто, без спроса, садиться возле вельяминовских людей.
— Тот, кто тебе нужен, — ответил Скоморох тихим, но вместе с тем твёрдым голосом. При этом он брезгливо отодвинул в сторону кувшин Крота.
Такая уверенность произвела на воина должное впечатление. Вместо того чтобы тут же отвесить незнакомцу плюху, Косой переспросил:
— Нужен?
— Я сказал, нужен? — делано удивился Скоморох.
— Да ты так сказал.
— Надо же, — ещё раз удивился тот. — Вырвалось, верно. Я хотел сказать, что у меня есть дело.
— Дело? Ко мне? — не поверил воин.
— Да, к тебе.
— И что же это за дело? — с вызовом спросил Косой, видимо, уже жалея, что не двинул проходимцу в репу с самого начала.
— Я ищу клад, — сказал новгородец с таким невозмутимым видом, будто искал заплутавшего пса.
— Вот как? — воин прищурился, отчего его знаменитый рубец, наводящий ужас на всякого собеседника, побелел.
— Вернее не ищу, — поправился Скоморох, не обратив внимания на уродство. — А уже нашёл. Знатный клад, гривен на сорок серебром потянет. Одна беда — я знаю, где он припрятан, но не могу туда проникнуть. Если ты мне поможешь, то получишь десятую часть.
— Чем помогу? — насторожился Косой.
— Сведи меня с надёжным человеком из Богоявленского монастыря. Нужно разузнать, что там, да как. А потом мы вместе туда наведаемся.
— Разбой
— Знаю, — осадил новгородец. — И это не разбой. Клад не принадлежит монастырю. Его зарыл один прежний монах, который теперь далеко. Это были его сбережения…
— Готов поставить тучные стада с райских пастбищ против твоей сломанной застёжки, что ты говоришь далеко не всё, — ухмыльнулся Косой. — Да, у меня есть надёжный человек. Как раз тот, что тебе нужен. Но пока ты не расскажешь мне всего остального, я и пальцем не шевельну.
— Как знаешь, — пожал плечами Скоморох. — Подумай, я найду тебя завтра…
— В кости играешь? — вместо ответа спросил Косой, гремя в воздухе глиняной плошкой.
— Нет, не играю.
— Жаль, — Косой положил кости на стол и потянулся к пиву.
Вернулся Крот. Не успел он раскрыть рта, как Скоморох поднялся, уступая место. Собираясь уйти, он, вдруг, взял плошку с костями, встряхнул и резким движением поставил донышком вверх.
— Подумай… — сказал новгородец и, оставив пиво на столе почти нетронутым, направился к выходу.
— Кто это был? — спросил Крот, провожая Скомороха взглядом.
— Не знаю… — ответил Косой, не сводя с плошки глаз.
Осторожно приподняв, он заглянул под неё и крякнул. У незнакомца выпало две шестёрки.
Оставив Скомороха в корчме, Рыжий, наконец-то, решил навестить Настю. Он был растерян и смущён, не зная, как встретит его женщина после столь длительной разлуки. Может быть, она охладела к нему, забыла, может быть, другого завела мужика? Хотя, вспомнил вовремя Рыжий, Мария вроде бы говорила, что одна Настя живёт.
Он перебрался через знакомый овраг, где в прошлом году увидел монахов, что и послужило причиной его поспешного бегства. Вышел к Курмышам, нашёл дом и робко постучался в дверь.
Дверь оказалась незапертой. В Курмышах, собственно, редко их запирали. Местные друг друга не трогали, а чужаки сюда забредали редко. Рыжий и теперь словно чувствовал на себе настороженные взгляды людей.
Постояв ради приличия некоторое время, но так и не дождавшись ни ответа, ни появления хозяйки, он набрался духу и вошёл.
Настю он нашёл в комнате. И не одну.
Младенец, сосредоточенно сосущий грудь, зыркнул сердито на вошедшего человека. Настя улыбнулась. Казалось, она вовсе не удивилась появлению Рыжего. Возможно Мария предупредила её, а быть может сама как-то почувствовала.
Женщина попыталась встать, но ребёнок вцепился в волосы, в руку и нахмурился ещё больше. При этом он принялся сосать с такой скоростью, словно заподозрил гостя в намерении отобрать у него материнскую титьку.
Как следствие, младенец поперхнулся, облив молоком всё вокруг, заорал. Настя, наконец, поднялась и, покачивая малыша, подошла к Рыжему. А на того будто столбняк напал. Схватился рукой за притолоку и ни с места.
Настя изменилась. Самую малость располнев, она, тем не менее, выглядела красивей, чем прежде. А может так просто показалось Рыжему.