Пророк Темного мира
Шрифт:
— Да, — принимая мешок, еле слышно ответила Тамара. У нее опять все сжалось внутри, захотелось упасть на землю, уткнуться головой в мерзлую траву и расплакаться навзрыд.
В темноте тоненько свистнул включенный прибор ночного видения, или филин-глаз, как именовал его итер. Опустив маску на лицо, Бойша мягким охотничьим шагом двинулся вниз по косогору, выставив автоматный ствол. Тамара заковыляла следом, сгибаясь под тяжестью мешка. Огонек медленно приближался. Уже стали различимы голые ветви деревьев, окруживших крохотную полянку, на которой горел костер.
У костра сидели двое — степенный мужчина в теплом дорожном армяке и мальчик, закутанный поверх одежды в пуховую шаль. Над огнем висел котелок, поодаль, на границе света и тьмы, виднелось несколько перевязанных веревками тюков.
— Пристали недавно, — прошептал Бойша, прицеливаясь. — Утряню готовят, потом спать будут. Ночью плывут, днем отсыпаются — так надежнее. Не иначе с ярмарки тянутся. Лодка у них или плот. Если лодка — хорошо, нам вверх сподручнее идти будет. Сперва мальчонку…
И в темноте шелково лязгнул хорошо смазанный затвор шибала. «Он сейчас убьет вот этого ни в чем не повинного мальчика», — с ужасом поняла Тамара и содрогнулась, осознав холодную расчетливость итера. Если выстрелить в мужчину, мальчик испугается и убежит — ищи его потом в зарослях. А отец не бросит тело сына — и ляжет рядом чуть погодя.
— Не смей! — взвизгнула девушка, двумя руками хватаясь за ствол автомата. Грохнул выстрел, пуля с воем ушла в небо.
— Дур-ра! — прошипел Бойша, сорвался с места и огромными прыжками бросился к костру, крича на бегу: — Не балуй! Зашибу!
Тамара поспешила следом. Мужик поднялся на ноги, прижал к себе паренька, свободной рукой сжимая топор. Итер выскочил в световой круг, снова крикнул:
— Не балуй! На колени!
Мальчик заплакал.
— Если ты их тронешь — я в реке утоплюсь. Тогда и тебе конец, — запыхавшись от бега, прошипела в спину Бойше Тамара. — Помни озлатой цепочке!
— Товар берите, только малого не троньте, — с вызовом сказал мужик. Топор он опустил, но на колени вставать не торопился.
— Госпоже благи дарите. Она у нас, вишь, и впрямь скаженная. — усмехнулся Бойша. — Где лодка?
— Плот у нас, — хмуро ответил мужик.
— С торжища?
— Ну…
— Сами откуда? — продолжал выспрашивать Бойша.
— С Волеграда.
— Далеконько забрались.
Мужик вздохнул, исподлобья разглядывая итера и его спутницу. Топор по-прежнему покачивался в его опущенной руке.
— Мы возьмем плот. Вы себе новый сделаете, — выступив вперед, сказала Тамара. Непонятная решимость вдруг овладела ею, и, полностью отдавшись этому чувству, она начала отдавать приказы, уверенная, что их выполнят: — Их еду — пополам. Бойша, займись. И мешок свой принеси, он там, наверху, остался. Мы идем на юг, в полуденные земли.
— Как — в полуденные? — опешил итер. — Почему? Мне ж в Муромский посад…
— Обойдешься, — жестко сказала Тамара. — На юг — и точка. Корень всего — Человек-Без-Имени. Он мне нужен. Что встали?! Утро скоро. Шевелитесь… —
Плот оказался совсем маленьким — связанные ивовыми прутьями четыре бревна. Бойша назвал его незнакомым Тамаре словом «салик».
— Шалаш поставить и то негде, — недовольно бурчал итер, отталкиваясь от берега суковатым шестом, — а если дождь, снег? Мокрыми пойдем. Хорошо хоть — от зимы уходить будем. В низовьях сейчас теплынью веет…
Тамара молчала. По-турецки усевшись на носу плота-салика, она всматривалась в ночную тьму, зябко ежась под порывами ветра. В небе Дотлевали тусклые звезды. Начинался очередной день и еще один путь, как и прежде — в неизвестность.
Еще школьницей Тамаре довелось с родителями проплыть всю Волгу от Ярославля до Астрахани и обратно на круизном четырехпалубном теплоходе. Она запомнила главную водную артерию России очень широкой, многоводной, густо населенной всевозможными судами, катерами и лодками, обжитой рекой. Теперь все изменилось.
Взошедшее солнце осветило пустынные берега. На водной глади — ни паруса, ни дымка. Да и сама Волга-Воля странно сузилась, ничем не напоминая те неоглядные, почти морские просторы, что видела здесь Тамара.
«Наверное, плотины ГЭС разрушены и уровень воды упал, — решила девушка. — Река вернулась в свое изначальное состояние. Такой она была в средневековье, такой стала и в эти мрачные времена».
Путешествие получилось тяжким. Главной проблемой стал не холод, хотя в первые дни ночами у Тамары зуб на зуб не попадал, а отчуждение, что вновь встало между нею и Бойшей. Итер озлобился, зыркал волком, говорил мало, хотя все, что приказывала девушка, выполнял беспрекословно. День за днем над плывущим по великой реке садиком висела тишина, нарушаемая лишь плеском волн.
За это время лишь несколько раз встретились путникам рыбачьи лодки да однажды увидели они большую баржу, влекомую ватагой бурлаков вверх по течению.
Прибрежные поселения попадались чаще, но Бойша всякий раз старался заранее уйти подальше от берега, пригибаясь, чтобы с земли не разглядели, кто плывет на плоту, или уводил салик за острова в протоки.
Ночевали двое скитальцев чаще всего в укромных заводях, отгораживаясь от реки стеной камыша. Костров старались попусту не жечь, чтобы не привлекать внимания. Ели скудно, только чтобы не оголодать. От холода спасались движением или кутались в меховые полости, найденные в тюках.
Саратов и смотрящий на него через Волгу город-близнец Энгельсвстретили их выщербленными набережными и мертвым оскалом полуразрушенных домов. Едва не разбив салик о быки рухнувшего моста, Бойша умудрился все же провести плот через стремнины и бурлящие водовороты, но волнами смыло полости и мешок с едой.
— Привязать не могла?! — окрысился итер на Тамару, едва они выплыли в более-менее спокойное место.
— Не могла, — равнодушно ответила девушка. — А ты вот мог, да не захотел.