Пророк
Шрифт:
– Знаю, – улыбнулся я. – Только ты ведь и сам мои сомнения разрешил.
– Вот как? Неисповедимы пути Господни, – шепотом повторил Зосима. – Что же, ступай с богом, Александр. – он перекрестил меня.
– Прощай, – слегка обнял я былого товарища.
Глава 16
ПОРТ-АРТУР
Самолет приземлился в международном аэропорту города Дальний. Пассажиров бизнес-класса выпустили через отдельный рукав, и мы сразу попали в отделанный мрамором общий зал. Хо ждал меня у выхода. Он был одет в деловой костюм и, кажется, заметно волновался. Мы вначале поприветствовали друг друга по китайской традиции, потом обменялись рукопожатием.
– Ты теперь выглядишь как настоящий предприниматель, – сказал я ему по-русски.
– Благодаря
– Что же, поехали на вашу киностудию, сударь.
– А ваш багаж, старший брат?
– Его доставит аэропортовая служба. Я уже дал распоряжение.
Вместе мы вышли на стоянку автомобилей. Я украдкой окинул ее взглядом и удивился множеству огромных легковых монстров – от «Руссобалта» до «Тойоты». Даже в Петербурге и Москве я никогда не видел их в таком количестве одновременно. Подумав хорошенько, я понял, что в чем-то это даже логично. Порт-Артур – один из самых богатых городов Дальнего Востока, стоял на небольшом полуострове, который принадлежал Китаю, но после разгрома Японии достался России в аренду на девяносто девять лет и уже к пятидесятому году превратился в настоящий Эльдорадо. Здесь проходили огромные объемы грузов, сюда стекался финансовый капитал из сотрясаемой народными волнениями Поднебесной, отсюда инвестировали свои средства в Азию крупнейшие корпорации России. Здесь работали самые трудолюбивые китайцы, японцы и корейцы и самые предприимчивые русские. На русских деньгах и китайском трудолюбии здесь расцвели наиболее высокотехнологичные производства. Здесь продавались ценные бумаги всех крупнейших дальневосточных компаний, а котировки Порт-Артурской фондовой биржи служили одним из основных индикаторов мировой экономики, наравне с Петербургской, Лондонской и Нью-Йоркской. Подарив этому маленькому анклаву политическую устойчивость и обеспечив ему статус свободной экономической зоны, Российская империя в короткие сроки сотворила экономическое чудо: за считанные годы захолустный кусок китайской земли, разоренный японской армией, превратился в финансовый и промышленный центр всего Дальневосточного региона. Нигде в Азии квадратный метр площади не стоил столько, сколько в Порт-Артуре. Нигде не было таких высоких зарплат и такой высокой плотности населения.
И все же этот колосс, возникший буквально из ниоткуда, напоминал мещанина во дворянстве. Он был богат, но ему не хватало блеска и породы. Все здесь было непомерным, раздутым, приукрашенным. Как бедный провинциал кичится своей духовностью и добротой, якобы недоступной столичным жителям, так и этот нувориш кичился дорогими игрушками. Здесь строились дома по самым сумасшедшим и амбициозным проектам, здесь появлялись самые новые аттракционы и шоу, здесь земство спускало огромные деньги на украшение улиц и всевозможные карнавалы и шествия. И именно здесь дети некогда разбогатевших русских переселенцев и китайских аборигенов покупали самые дорогие машины, чтобы хоть как-то утереть нос «заносчивым» столичным жителям.
Меня всегда смешила эта показная напыщенность. Любую попытку пустить пыль в глаза, обозначить и утвердить свой статус за счет внешних проявлений я расценивал как признак слабости.
Хо подвел меня к огромной «Тойоте Авенсис».
– Это моя служебная машина, – смущенно произнес он. – Вы, наверное, не одобряете, что она такая дорогая. Конечно, я мог купить и подешевле...
– Нет, ты все правильно сделал, – одобрил я. – Здесь большинство ездит на таких машинах, а значит, покупать более дешевую – обрекать себя на неуважение окружающих.
«Да и сложно ожидать, что молодой парень, дорвавшись до денег, не прельстится дорогими игрушками», – добавил я про себя.
Хо сел за руль, а я на переднее пассажирское сиденье. Мы выехали со стоянки и вскоре уже катили по автостраде к сияющим небоскребам Порт-Артура. Из радиоприемника неслась тихая музыка. Невидимый певец исполнял романс «Выхожу один я на дорогу» на китайском языке. Я еле удержался от улыбки, когда вместо «Пустыня внемлет Богу», он спел: «Долина слушает Небо».
– Я слышал, что вас отстранили от управления делами, – сказал Хо. – Такая неприятность. Мне
– Пустяки, – отмахнулся я. – Давно искал возможности отдохнуть, вот мне она и представилась. Долина слушает Небо.
Хо понимающе кивнул.
– Вы, наверное, хотите посмотреть отснятый материал и побывать на съемочной площадке?
– Конечно. А много материала?
– Порядочно. Считайте, треть сцен уже сняли.
– Однако у вас и темпы, – присвистнул я.
– Коммерция, старший брат. Знаете, сколько стоит съемочный день? Я хочу получить максимальную отдачу от каждого вложенного вами рубля. Здесь все так снимают, поэтому Порт-Артур и выпускает почти столько же фильмов, сколько Москва.
– Похвально, – одобрил я. – Но качество страдать не должно. Фильмы из Порт-Артура, по сравнению с московскими и питерскими, не зря считаются дешевкой. Ты все же собрался снимать не только коммерческий фильм. Когда мы с тобой говорили в Петербурге, у тебя было много замечательных мыслей, как показать боевые искусства, потому я и профинансировал твой проект. Не хотелось бы ради коммерции терять смысл.
– Конечно, старший брат. Кстати, о финансах. Вы, наверное, захотите проверить расходы?
– Хватит и отчета главного бухгалтера. Мне будет куда интереснее узнать, какие изменения ты внес в сценарий.
– Вы так уверены, что я изменил сценарий?
– Конечно. Ты парень умный, работаешь, а значит, корректируешь свои взгляды, переоцениваешь сделанное. Так что без изменений не обошлось.
– Точно, – Хо снова слегка смутился. – Я и правда сильно изменил сценарий. Некоторые сцены оказалось сложно снять технически, а другие потребовал убрать коммерческий директор, сказав, что они не кассовые, но дело не в этом. Сейчас я действительно многое узнал, и многое переоценил, и, конечно, сценарий подправил. Знаете, меня это даже немного пугает. Сейчас я еще могу вмешиваться в сюжет, а потом? Ведь я буду развиваться дальше, на многие вещи стану смотреть иначе, от чего-то даже откажусь. А фильм таким и останется... Не будет ли мне потом стыдно за него?
– Не бери в голову. Ты снимаешь коммерческий фильм. Коммерческий директор считает, что фильм будет кассовым. А девятьсот девяносто девять зрителей из тысячи вообще не поймут, что ты хотел сказать. Кто-то увидит боевик с большим количеством драк, кто-то – детектив из жизни бизнесменов. Им другого и не надо. Вот увидишь, будут обсуждать постановку боевых сцен и сюжетные выверты, но не философию, которую ты стремился заложить туда.
– Но ведь будет тот один на тысячу, кто поймет. Учитывая, сколько народа посмотрит фильм, это не так уж и мало.
– Что ж, они порадуются, узнав в тебе ищущего.
– Боюсь, что не все так добры, как вы предполагаете, ваша светлость. Даже по боевым искусствам я могу судить, что большинство людей склонны подмечать чужие ошибки, а не успехи.
– А что тебе до них? Их ты все равно не переубедишь. Используй тех, кто поумнее: они помогут тебе понять твои ошибки. А остальные пусть куражатся.
– Эх, мне бы так относиться к жизни. Будет обидно, если мой фильм начнут критиковать.
– Начнут в любом случае. Чем лучше ты создашь фильм, тем жестче к нему отнесутся коллеги и критики. Никто не уделяет много внимания откровенной халтуре, зато если сделаешь что-то действительно стоящее, тогда держись. Кому-то не понравятся твои взгляды на жизнь, кто-то позавидует твоим успехам в ушу, кто-то – доходам, но все они будут критиковать именно фильм, потому что это проще всего. Терпи. Мир не переделаешь. Решай свои задачи. Вот ты снимешь картину и многое поймешь в коммерции, в кинематографии, получишь новый опыт, переоценишь взгляды. Это уже польза. А ты к тому же на этом еще и денег заработаешь, в то время как большинство людей за обучение платят. Видишь как замечательно! А критику дели на две части. Ту, что по делу, принимай к сведению. Опять же наука и, кстати, тоже бесплатная. Может, оно и стоило под огонь критики встать, чтобы много нового для себя узнать. А та, что со злобы, считай что комплимент. На бездарей не злятся по-настоящему. Люди злятся, когда их за живое задевают, а чтобы задеть за живое, уже нужна кое-какая сила.