Пророк
Шрифт:
Шоуфилд устроился на металлическом стуле у другого конца стола. Из зарешеченного окошка за спиной матери пробивалось солнце, отражаясь от ее блестящих черных волос.
– Привет, мама, – поздоровался Шоуфилд. – С Рождеством!
Мать плюнула в его сторону.
– Грязный маленький слизняк, мерзость! Зачем пришел?
Шоуфилд тяжело сглотнул, стараясь сохранить спокойствие.
– Я слышал, ты неплохо себя чувствуешь? Выглядишь совсем здоровой.
Мать повернулась к сыну спиной, отказываясь его видеть. Шоуфилд посмотрел в окошко двери, проверил, не
– Мама, нас не подслушивают. Тебе не кажется, что пора рассказать, кем был мой отец?
– А то не знаешь, – скривилась она. – Меня изнасиловал демон, посеял в моей утробе свое злое семя.
Шоуфилд зажмурился, чтобы мать не увидела, как на его глаза навернулись слезы. Эти слова он слышал, сколько помнил себя. Мать всю жизнь страдала нарушением душевного равновесия. В детстве она убежала из дома, а в двенадцать лет забеременела. Еще раньше ее заманил в секту человек по имени Пророк. Членами секты были такие же, как она: сбежавшие из дома, правонарушители, психически неуравновешенные люди. Забеременев, мать Шоуфилда сказала товарищам, что к ней во сне приходил сам Сатана, который оплодотворил ее семенем Антихриста. Во втором триместре беременности она пыталась покончить с собой, однако Пророк ее спас.
Шоуфилд стал изгоем с самого момента рождения. Его почитали и боялись. Дети отказывались с ним играть и в то же время не верили в его особый статус. Когда поблизости не было взрослых, его обзывали придурком, монстром, дьяволенком; его не переносили на дух, а он лишь хотел дружить с ними, мечтал быть в компании.
Хуже всех относилась к нему мать: страстно ненавидела, а он не понимал ее чувств. Несколько раз уже в подростковом возрасте она пыталась его убить. Не вмешайся Пророк, Шоуфилд до своих лет точно не дожил бы.
– С тобой хорошо обращаются, мама? Рождественскую елку поставили? Уже дарите друг другу подарки?
Губы матери дрогнули от ярости, однако она не ответила, избегая взгляда сына. Он вздохнул и поднялся.
– Счастливого Рождества, мама. Элеонор с детьми тоже шлют поздравления. Ребята очень хотят с тобой повидаться.
Злость сошла с ее лица, и мать широко распахнула глаза, точно ребенок в ожидании подарков. Она еле слышно заговорила, и в ее голосе зазвучало предвкушение:
– Приведешь их? Я бы хотела увидеть детей…
Шоуфилд выглянул в окно и задумался.
– Приведу, только если будешь нормально себя вести. Можешь не любить меня: я тебя не виню, – и, наверное, ты права. И всегда была права, теперь я понимаю. Я и в самом деле мерзость. И все же я не позволю тебе разговаривать со мной так, как сегодня, когда приеду с детьми.
– Обещаю! Привези их…
– Я подумаю.
Он постучал в дверь. Татуированный дежурный отпер замок и проводил Шоуфилда к выходу. Проходя по длинному белому коридору, Шоуфилд пытался сосредоточиться на белых дверях и свете флюоресцентных ламп, лишь бы не думать о матери и своем прошлом. Он глубоко дышал, снова и снова втягивая в легкие воздух. Пришлось взять себя в руки – не хватало только приступа
25
Васкес просто кипела от злости, когда Белакур закончил совещание и распустил детективов. Ее жестоко унизили, и все же она не собиралась позволять Уильямсу действовать ей на нервы. Сейчас ей необходимо было прийти в себя, восстановить самообладание.
В зале надышали, и Васкес решила выбраться на свежий воздух. Она сделала шаг к двери, когда на пути у нее встал агент Гаррисон. Он улыбнулся – мол, что поделаешь? – и сказал:
– Агент Васкес, мы рассчитываем встретиться с вами, поговорить о расследовании. Давайте вместе обсудим имеющиеся улики, опросим свидетелей.
Васкес едва не послала его куда подальше. Эти люди публично ославили ее, а теперь намерены тратить ее время! Тем не менее встреча дала бы ей возможность высказать Уильямсу все, что она думает. Васкес с трудом приподняла уголки губ, изобразив улыбку.
– Разумеется. Мне сейчас нужно кое-чем заняться в оперативном штабе. Можем встретиться там через час. – Она вручила Гаррисону свою визитную карточку. – Адрес найдете здесь. Вест-Рузвельт-роуд. Машину оставите в гараже через дорогу.
Похоже, Гаррисон удивился, что она так легко согласилась.
– Здорово, спасибо. Увидимся.
Васкес выскочила из здания и добежала до своей «краун-виктории». Телефон во время совещания пришлось поставить на беззвучный режим, однако по вибрации она поняла, что поступило несколько сообщений. Первое – от приятеля из Бюро: «Пробил твоих новых дружков через министерство. Уильямс значится в штате, но и только. Больше никакой информации, будто ее стерли».
Васкес немного посидела, наблюдая за уличным движением на Пятидесятом шоссе. Информацию необходимо было обдумать. В Бюро работали лучшие ищейки в мире, и уж если ее другу не удалось получить доступ к данным об Уильямсе, значит, того засекретили по высшему разряду.
Чем дольше она размышляла о том, что произошло в конференц-зале, тем больше понимала: Уильямс прав. Ее оценки были некорректны, причем из-за Белакура. Старый напарник отца недолюбливал Бюро и не желал сотрудничать с его представителями за исключением Васкес. Белакур и заставил ее подготовить психологический портрет преступника. Васкес не любила подобную работу, и поэтому в свое время ушла из Бюро поведенческого анализа, продолжив карьеру в качестве следователя по делам торговли живым товаром.
Единственный вопрос затмевал собой все остальные. Кто же, черт возьми, эти ребята?
Надо все о них выяснить.
26
Оперативный штаб ФБР в Чикаго находился в здании на Рузвельт-роуд, на территории, огороженной черным забором с металлическими пиками и белыми столбами. Здание было длинным, высоким, с множеством зеркальных окон на фасаде. Васкес занимала кабинет на пятом этаже, с южной стороны. Окно смотрело на другое крыло, где в зале, разделенном на маленькие клетушки, работала армия агентов.