Пророки и поэты
Шрифт:
Это же надо - трагическое у Шекспира как стадия в живой смене общественных форм... "Гамлет", "Лир" - как "стадия в смене"...
Это же надо до такого додуматься - "от всех трагедий Шекспира веет бодростью, мужественным призывом к борьбе, хотя бы эта борьба и не всегда сулила успех"...
Калибанизируя Шекспира до собственного уровня, наши отрицали не только его экзистенциализм, но его религиозность: "безрелигиозность его свободомыслия", "тезис о пуританской позиции Шекспира в последний период его жизни не
Запад пытался идти к Шекспиру, постичь его, "передовое шекспироведение" не скрывало намерений заставить Шекспира идти к нам: "Почему современный театр всегда должен идти к Шекспиру, пусть и Шекспир к нему подойдет!"
Господство "поддельных идей" и "поддельных людей" превращает в подделку самое жизнь. Для лировского Эдмунда все люди - "они", орудия его интересов. "Он фальсифицирует все, на чем стоит человеческий мир в целом, его общественные формы, гражданский долг, патриотизм и т. д.". Будто о наших...
Нет большей противоположности, чем шекспировская и горьковская культуры. В огромной, без малого тысячестраничной томине "Шекспир и русская культура" наши нудно высасывали из пальца "органические" связи с антиподом. Почему антиподом? Потому что шекспировское искусство - минимально идеологизировано, минимально утопично, минимально дидактично, у наших же, по долгу службы, на первом плане были "инженерия человеческих душ", "исторический оптимизм", "воспитание человека новой формации", "пасьба народов"... Шекспир приучал англичан к суровой правде жизни, наши пасли народы... Потому и травили Гоголя, Николая Успенского, Достоевского, Булгакова, что те не желали участвовать в оболванивании масс, развращаемых двойной ложью - правительственной сверху и писательской снизу. Нас, видите ли, щадили. Рабов щадили, именуя самыми свободными людьми на земле. Пьяниц щадили, заливая им глотки водкой и ложью. Забитых и невежественных щадили, забивая им головы "передовизной рабочего класса". Недоучек щадили, вбивая в незрелые мозги мессианство и передовизну.
Шовинизм свойствен всем культурам - не минул его и Шекспир. Но среди причин наших сегодняшних бедствий на первые места выступают культивирование "всемирности", "всечеловечности", исторического оптимизма, лжегуманизма, "типичности" исключений, возвеличивание голытьбы, идеализации жизни и человека - грубо говоря, наглая ложь интеллигенции ("Нечто о вранье") своему народу. Всем этим мы и отличаемся от нашего антипода Шекспира, говорящего народу всю правду о нем и тем самым приучающего его к трезвости и стойкости в мире.
ВРЕМЯ
Не хвастай, время, властью надо мной.
Шекспир
Я знаю: время
Рассудит всех. Конец венчает дело.
Шекспир
... жизнь - игрушка
Для Времени, а Время - страж вселенной...
Шекспир
Как и сам Шекспир, шекспировское время многолико, многомерно, многозначно, амбивалентно. Время
Ваш обидчик - Время, не король...
Ход времени - роковой, трагический, торжественный, смутный, непостижимый, мистический. Время завистливое, вывихнутое, смердящее, всеобесценивающее и всепожирающее, hideous, ragged, bloody, tyrant, devouring, slittish, cruel, injurious, fell, etc.
Make war upon this bloody tyrant Time
Devouring Time, swift-footed Time, old Time.
Забываются легко
Былая доблесть, красота, отвага,
Высокое происхожденье, сила,
Любовь и дружба, доброта и нежность.
Все очернит завистливое время...
У шекспировского времени есть начало, конец, дно: "мелко прозондировали дно времени". Вообще вряд ли найдутся свойства времени, не подмеченные Шекспиром.
Многозначность слова "время" позволяет перейти к другому образу
время как весь строй жизни. Король растратил свое время, и оно
отплатило ему за это, растратив, опустошив его. Потом возникаем мысль
о счете времени, о часах, отмеряющих его и, наконец, о колоколе, не
только возвещающем о времени, но и о конце его. Вот эта сложная цепь
образов:
Я долго время проводил без пользы.
Зато и время провело меня.
Часы растратив, стал я сам часами:
Минуты-мысли; ход их мерят вздохи;
Счет времени - на циферблате глаз,
Где указующая стрелка-палец,
Который наземь смахивает слезы;
Бой, говорящий об истекшем часе,
Стенанья, ударяющие в сердце,
Как в колокол. Так вздохи и стенанья
Ведут мой счет минутам и часам...
Время и пространство Шекспира экстенсивны - они выходят за пределы действия, обладают свойством "поперечного расширения", разветвления, искривления, они соответствуют не Ньютону, а Лобачевскому, Гильберту, Эйнштейну.
Время в трагедиях Шекспира приобрело добавочные измерения. Каждый
персонаж и все отношения у Шекспира многомерны во времени. Они
означают одно на сегодня, и они же означают иное, если удлинить
временную перспективу и выйти за черту настоящего. На сегодня
господствует Яго. Он в трагедии всегда на виду, у него инициатива и
победа. Но такие фигуры, как Отелло, Дездемона, со всей их стихией,
прорывают настоящее, - они обогащают трагедию будущим. И это вносит
другой свет и перемену в смысл персонажей и событий.
Время в трагической поэтике Шекспира то сжимается, то
расширяется: то перед зрителем ограниченный сегодняшний день, то
глубина прошлого и будущего, - еще предстоит исследовать это глубокое
время в трагедиях Шекспира, явленное в них совместно с трехмерным
пространством. Ясно, что разрушение в трагедиях Шекспира плоского
времени, плоского настоящего связано с колеблющейся, многообразной
оценкой Шекспиром борющихся сил, с относительной оценкой тех развязок,