Пророки
Шрифт:
– Я подумал точно так же. Видишь, у нас даже мысли одинаковые.
– Ты не мог бы спуститься вниз наконец? У меня уже от тебя голова кружится.
– Ах, куколка! Какие прекрасные слова.
– Сэм, я тебя последний раз предупреждаю. Ты рискуешь стать новой жертвой.
Сэм плюхнулся в кресло, закинул ноги на письменный столик, а руки – за голову, так что его локти смешно торчали по бокам от головы, как крылья.
– Было просто гениально с моей стороны выследить их по налоговым декларациям. Не устаю
– Когда тебе надоест восхищаться самим собой, может, сделаешь одолжение – объяснишь, в чем дело?
– Мне это показалось очень подозрительным. Если дочь унаследовала старый дом, почему она оставила его себе? Ведь можно было продать его и выручить немало денег, а она сохранила эту развалину. – Он снова замолчал.
– Ты собираешься всю ночь держать меня в напряжении?
Сэм явно обрадовался.
– Всю ночь?
– Давай выкладывай уже.
Сэм откинулся назад и принялся качаться на стуле.
– Я продолжил копать и нашел интересную запись. Агентство недвижимости «Милтон и сыновья» предлагало купить дом. Они были готовы заплатить немалые деньги, чтобы построить на этом месте дорогие апартаменты. Но предложение было отклонено законной владелицей: миссис Мэри Уайт Блодгетт.
Он забросил в рот виноградинку и с триумфом посмотрел на Эви.
– Нашей Мэри Уайт? Возлюбленной Джона Гоббса?
– Именно.
Сердце Эви забилось сильнее.
– Как давно было отклонено предложение?
– Три месяца назад.
– Мэри Уайт еще жива? – Эви вытаращила глаза от удивления.
– Да, жива. Прозябает в каких-то трущобах на Кони-Айленде и тем не менее не продает старую развалину на холме.
– И зачем только ей это нужно?
– Вот и узнаем.
Мэри Уайт Блодгетт жила на Серф-авеню, в одно-этажной лачуге, продуваемой всеми ветрами и пропахшей морской солью, с видом на американские горки «Молния». Дверь открыла ее дочь, Элеанор, одетая в старое домашнее платье, с волосами, собранными шпильками-невидимками.
– Миссис Амброзио? – спросил Уилл.
– Кому какое дело?
– Как поживаете? Я Уильям Фицджеральд, из музея. Помните, мы говорили по телефону?
В глазах женщины что-то мелькнуло.
– Ах да! Действительно, говорили. Моя матушка очень стара и серьезно больна. Прошу вас, не нервируйте ее.
– Конечно, – согласился Уилл, сняв шляпу.
Миссис Амброзио проводила их через гостиную, захламленную пустыми коробками из-под шоколадного ассорти «Уитмена» и бутылочками из-под «Радитора», не добравшимися до мусорки. В комнате пахло выветрившимся пивом и солью.
– Сегодня у горничной выходной, – сказала хозяйка, и было непонятно – черный юмор ли это или попытка оправдаться, а может быть, и то и другое. – Подождите минутку на кухне.
Эви держала руки при себе. Ей вообще неприятно было
Миссис Амброзио скрылась за занавеской. Через пару минут оттуда раздался ее громкий, пронзительный голос:
– Мам! Тут люди пришли к тебе по поводу мистера Гоббса.
Она вернулась в кухню и поспешно убрала склянки в ящик.
– Иногда у нас появляются крысы, – объяснила она. – Как я уже говорила, мама очень больна. У вас есть пятнадцать минут. Потом ей нужно будет отдохнуть.
Спальня Мэри Уайт за занавесью была похожа на склеп. Сквозь опущенные жалюзи с трудом пробивался солнечный свет. Старуха в кружевном чепце и нечистой ночной рубашке персикового цвета сидела в кровати, опираясь на подушки. Синие вены под иссохшей, как пергамент, кожей бугрились, как горные цепи на старинной карте.
– Вы хотели узнать о моем Джоне, – с трудом произнесла она, делая перерывы для сбивчивого дыхания.
– Да, миссис Блодгетт. Большое вам спасибо, – Дядя Уилл сел на единственный стул, вынудив Эви примоститься на край кровати. От старой женщины шел сильный запах мази «Ментолатум» и чего-то еще, до одури сладкого, как от вянущих полевых цветов. Из-за этого запаха Эви хотелось стрелой вылететь из дома и бежать что есть сил к пляжу, на яркий солнечный свет.
– Вы знали моего Джона? – улыбнулась Мэри Уайт, продемонстрировав свои серо-коричневые зубы.
– Нет, к сожалению, нет, – ответил Уилл.
– Такой милый человек. Он каждую неделю дарил мне гвоздики. Иногда белые, иногда красные. А по особым случаям – розовые.
Эви поежилась. Насколько им было известно, Джон Гоббс мог быть кем угодно, но только не милым человеком. Он убил и расчленил множество людей. Терроризировал Иду Ноулс. И если они не ошибались, его дух вернулся с того света, чтобы завершить страшный ритуал и вызвать Армагеддон.
– Да. Ну что ж. Не могли бы вы рассказать нам о том, во что Джон верил? – начал дядя Уилл. – О культе Братии и…
– Это не был культ! – с кашлем воскликнула старуха. Эви помогла ей отпить воды из заляпанного стакана. – Окружающие пытались подать его как сатанинский. Но он таким не являлся. Это было прекрасно. Мы были искателями, строившими царство истинного духа на этой земле. Джефферсон, Вашингтон, Франклин – просвещенные люди, основатели нашей великой нации – они знали секреты древних. Те, о которых даже не подозревали масоны в своих шикарных храмах. Мы хотели освободить умы людей, разбить оковы. Прежний, знакомый нам мир ожидала гибель, и на его месте должен был родиться новый. В этом и было наше предназначение – перерождение. И Джон, как никто, знал об этом.