Прорвемся, опера! Книга 2
Шрифт:
— Ну, а если мы ещё кого-то поймаем, то тоже приведём, будет нескучно, — с усмешкой пообещал я. — А что говорят коллеги?
— Жалеют Олега, — она пожала плечами и начала чистить картошку, причём аккуратно и быстро. — Мне его тоже жаль, хотя я с ним почти не работала, недавно же приехала. А вот Рудакова я не знала… и я тут подумала, — Ирина посмотрела на меня очень пристально. — Никто в прокуратуре даже не удивляется произошедшему.
— Так, я понял. Значит, рыльце у него всё же в пуху. Ладно… А дело же по серии у тебя теперь? Вас же двое только осталось на
— Диме уже не отдадут. Дело к производству я приму. И по квартирам, и по всему остальному буду звонить тебе, если что — помогай, — она снова заулыбалась.
— Ещё бы, звони, — я кивнул и сменил тему для разговора: — И как тебе город? После области, наверное, как деревня воспринимается?
— Ну… если честно, — она наклонилась и достала из плиты советскую чугунную сковороду, покрытую окаменевшими слоями многолетнего нагара. — Сначала думала, катастрофа, что и делать? Первый день, все заняты, никто ничего не объясняет, я не соображаю, ничего не понимаю. Потом пришёл прокурор, наорал на меня, что я не работаю, пришлось срочно ехать на дело с трупом, там была пьяная драка с поножовщиной. Прокурор и потом орал, пока я в суд дело не загнала. А там уже судья орала, ещё громче, матом всех крыла, и меня, и прокурора, и адвоката, — Ирина засмеялась. — В общем, все как везде, работаем…
— Кто судья? Дамира Федотовна? Ну, ей можно, она же в судьях работает чуть ли не со времён войны. У неё даже наган был, она рассказывала, — я хмыкнул, вспомнил, что старая вредная бабка всё ещё жива. — Зато она принципиальная, даже братков садит, они к ней подход найти не могут.
Весь криминальный мир области знает, что если дело рассматривает Федотовна, то пиши пропало. Никакого снисхождения и никаких ниже низшего сроков по статье. А сама она к любому начальству дверь в кабинет с пинка открывает.
Картошка пожарилась, чай налили, а Сан Саныч внимательно смотрел, как мы едим, и ждал, когда угостят его. А Ирина уже расслабилась, смеялась, я тут как раз рассказывал истории со своей работы. Благо от следовательской работы её чувство юмора уже немного обросло профессиональным цинизмом, и от грубоватых ментовских шуток она нос не воротила. Или я ей так понравился за период нашего недолгого знакомства, что теперь могу нести всё, что угодно, а она будет смеяться.
Правда, часть из своих историй я выдумал, ведь они ещё не случились, но произойдут в будущем, а кое-что уже действительно было после того, как я вернулся в это время.
— Так и сказал, перекрестить, чтобы успокоился и на место лёг? — Ирина уже заливалась задорным смехом. — А потом мелом обвести?
— Ага. А потом мы прибежали и выпустили шефа, он теперь как слово «морг» услышит, так бледнеет, ха! — я пересел, а то поясница устала от старой табуретки, да и задница сплющилась.
— Вот, вроде, работаю, — она задумалась, — всех ваших оперов-тяжей знаю, а вот с тобой почти не пересекались, кроме того случая в депо.
— Так и я тоже недолго же работаю, и в самостоятельное плавание совсем недавно пустили. Меня до недавнего времени вообще стажёром называли. Может, пересядем куда-нибудь? —
— Да, можно в комнате, там диван хороший, — она показал рукой на дверь. — Можно кассету включить. А в депо у вас… ой, у тебя, так быстро вышло.
— Если выходит найти злодея по горячим, это же замечательно.
— Ой, я тут вспомнила…
Мы перешли на диван, что удивительно, совсем новый и удобный, но над ним висел такой старый советский ковёр с узорами. Я развалился на диване, Ирина села рядом, достаточно близко, чуть прикасаясь ко мне бедром и плечом. Думал, отсядет, но нет. Я чувствовал ее тепло. Приятно…
— Надо же послезавтра вести Дружинина на следственный эксперимент. Этап из СИЗО заказала, привезут его в ИВС к вам. Это же ты его поймал? Мне там девочка рассказывала, дочь его сожительницы, как ты его вытащил из ванной, а он будто стрелять хотел из обреза! Взахлёб так рассказывала, — Ирина посмотрела на меня. — Прямо запомнила тебя.
— Было дело, — я сел ещё ближе. — Работа в убойном такая, бумаги заполнять да убивцев искать… но иногда выходит и спасти кого-то. Главное — шанс не упустить.
— Тебе уже многие должны, — она не отсела дальше, а напротив, будто сама придвинулась, глядя мне в глаза. — И та девочка в подъезде, и мужчина тот, сегодняшний.
— Ну, хорошо же вышло, — я наклонился к ней.
— Там фильм новый, включить хотела, — Ирина начала было вставать.
— Потом, — я положил ей руку на нежное плечо, провёл по спине, определяя, где там у неё замок лифчика, и притянул к себе, а она сама подалась вперёд. — Не до кассет сейчас.
Целуясь, мы упали на диван. Я краем уха услышал, как хитрый Сан Саныч прошёл на кухню искать вкусняшки, но мне было не до того, чтобы его останавливать.
Утром я проводил Ирину до её работы, потом завёл Сан Саныча домой и направился в чебуречную напротив ГОВД. Сюда Шухов всё равно не заходит и меня не засечёт, хотя, говорят, когда он сам был опером, то трапезничал здесь постоянно.
Пришёл туда, позвонил отцу в кабинет и предложил попить чай. Он согласился, а я пока занял место за столом в углу и заказал несколько чебуреков, благо, деньги у меня были. Кажется, пока я не смогу вернуться к кабинет, это место будет моей базой и точкой встречи с коллегами.
Жаль только, что здесь негде писать, ведь клеёнки так сильно пропитались жиром, что к ним всё постоянно прилипало. Кассир и повар курили на улице, клиентов всё равно кроме меня не было, на маленьком телевизоре мелькала заставка передачи «Смак» ещё старого образца, где не готовили яичницу, выводя название программы кетчупом, а писали краской на стекле.
Отец пришёл быстро. Усталый, глаза красные, на лице щетина. Кажется, домой он со вчерашнего дня не возвращался.
— Да там в районе катались, — пояснил он, сложил чебурек в два раза, съел в пару укусов и отпил чай могучим глотком. Только после этого уставился на меня. — А ты чё это не в области? У тебя же реабилитация, вроде.