Прорвемся, опера! Книга 3
Шрифт:
— В натуре, Фредди Крюгер, — рядом с нами остановился Толик, тяжело дыша. — В натуре.
В шляпе Кащеев не ходил, а шапку-ушанку потерял во время погони. Но он был лыс и страдал многочисленными кожными болезнями, его лицо было так густо усеяно прыщами, всякими болячками, угрями и шрамами от них, да и чего только ещё на ней не было. Из-за густоты этих отметин жирная нездоровая кожа казалась почти полностью болезненно красной, вот и вспоминался злодей из ужастиков. Да и под старым ватником виден полосатый свитер, правда, другой расцветки, но такой же замызганный и закопчённый,
В таком свитере его и взяли в первой моей жизни, и в газетках даже сходство заметили, после поимки прозвали не только «Верхнереченским Душителем», но и «Кошмаром с улицы Ильмовой», и «Сибирским Фредди Крюгером».
— Вот ты и попался, Володька, — сказал я. — Недолго музыка играла.
Псих смотрел на меня, взгляд ни капли не осмысленный, какой-то животный, а сам он вонючий и дурной.
Казалось бы, всё, вот и взяли его, а главное, как удачно — даже нападения на Орлова хватит, чтобы закрыть гада надолго… Нападение на сотрудника при исполнении, еще и с режущим предметом — прокурорские влёт дело возбудят. Тут вплоть до покушения на убийство можно натянуть, умеючи-то. Да только вот радости от поимки мерзавца я не почувствовал Почему? Какие-то непонятные думки-сомнения одолевают.
Так, стоп! Значит, надо найти твёрдые улики, а не только струну. Чтобы уж точно удостовериться и избавиться от сомнений, а то я знаю эту бабочку — только расслабишься, как она устроит сюрприз. Та ещё гадина.
Толя и Витя поехали в ГОВД, чтобы увезти Кащеева и поработать с ним, взять объяснение, а в идеале — получить явку с повинной. Ну а после закрыть по подозрению в ИВС на трое суток, а там уж пускай следак прокурорский копытит и готовит материалы на арест. Проблем не будет, такому персонажу арест с закрытыми глазами подпишут.
Я хотел было поехать сам, но Кащеев ведь упёртый, легко колоться не будет. Поэтому на улики, пока его комнату ещё не затоптали, я хотел взглянуть лично. Вот и остался, сделал сообщение, как и полагается, в дежурную часть, после на всякий случай вызвонил всех и ждал.
Кобылкин откликнулся на мой звонок быстро, ему даже с дежурки еще не успели сообщить, а он приехал сразу, несмотря на поздний час. Прибыл на своей шестёрке, вылез из машины и сразу закричал:
— Санкция на обыск от прокурора будет! Уговорил Валентиныча, утром подпишет вчерашним числом. Обыскиваем хату!
Витя Орлов вернулся мне на помощь, и мы сразу приступили к делу. Кобылкин встал за спиной у косматого мужика, который торопливо прибивал фанеру вместо выбитого окна, потому что общий коридор уже и так выморозило дальше некуда, и расспрашивал его о том, что тот слышал, а я обошёл соседей, разыскивая понятых для проведения обыска.
Обычно все отказываются от такой «почётной обязанности», но в этот раз, едва услышав, о ком речь, жители коммуналки соглашались сразу. И рассказали много интересного о своём соседе.
— Извращенец! — рассказывала полная женщина лет пятидесяти с опухшим лицом, одетая в слишком короткий халат. — Я тогда в ванну полезла, слышу, дверь скрипит, а это он стоит на пороге, на меня смотрит и наяривает! Тьфу! Срамота!
—
Все соседи как один обвиняли Кащеева во всех смертных грехах и явно очень его не любили, поголовно называя придурком и извращенцем. Даже понятые не успокаивались, а всё припоминали новые случаи его похождений и странностей.
А уже в комнате, когда мы начали проводить обыск под зорким взглядом Кобылкина, Витя наткнулся на тайник в столе. В самом нижнем ящике, под кипой порно-журналов и фотокарточек с голыми бабами, было двойное дно. Причём лежал лист картонки криво, будто Кащеев забросил туда находку впопыхах и толком не поправил.
И там нас ждал подарочек. Я пригляделся и достал из кармана чёрно-белую копию снимка с места преступления в доме убитой Фёдоровой. Это мне сделал Кирилл, когда сфоткал найденные улики. Я вытянул снимок в руке и сравнил с той серёжкой, что лежала в столе — один в один. Были здесь и ещё украшения, наверняка украденные из дома покойной.
— Попался, падла, — Кобылкин довольно заулыбался. — Ну вот это — залёт, твёрдые улики. Хана ему. Жалко, что не расстреливают таких больше, за такое точно можно лоб зелёнкой мазать… вернее, затылок, хотя его не мажут.
Улика и правда твёрдая, вещица случайно здесь оказаться не могла. Не нашли только струну с рукоятками, но она может быть где угодно. Сам Кащеев на допросе, когда я приехал в ГОВД и принялся задавать вопросы сам, говорил, что порвал толстенную струну на своей гитаре случайно, поэтому её и нет на гитаре. Всё отрицал, даже то, что был у Фёдоровой дома, а про украшения говорил, что не знал о них вообще ничего, как и их хозяйку.
Вещал невнятно, очень шепелявил, потому что передних зубов не было, их ему выбили ещё на зоне. Про нападение на Орлова объяснил так: мол. испугался, потому что его постоянно били соседи, и поэтому и носил бритвочку. Но умысла навредить не было, он просто хотел напугать и случайно в темноте порезал куртку. Убегал — потому что боялся расправы от зеков, которые всё время угрожали его убить и достать даже из зоны, вот и принял нас за врагов. При показаниях он потел и вонял ещё больше. Даже в ИВС потом возмущались соседи, когда к ним подселили этого задержанного.
— Вот так гад и попался, — сказал усталый Кобылкин под утро, листая одну из книжек, изъятых при обыске. Не порнуху, а что-то оккультное, с пентаграммой на обложке.
— Серьёзное что? — спросил я, показывая на книжку. — Ритуалы какие-то?
— Не, сказки для школьников, — следователь захлопнул книгу. — Начитаются всякой гадости, призывают потом всяких Вельзевулов и Бафомётов.
— Слова-то какие знаешь, — удивился я.
— Вычитал здесь, — он положил книгу на стол. — Да тут и без этой макулатуры ясно, что у него крыша едет.