Прорыв из Сталинграда
Шрифт:
Крадущийся Иисусик быстро записал текст сообщения. Когда он закончил, Стервятник пристально посмотрел на него:
— Тебе понятно, что я сейчас делаю? Я сообщаю рейхсфюреру, что мы проводим наступление, а вовсе не бежим. Что бы теперь ни случилось, нас обязательно оправдают.
Крадущийся Иисусик просиял.
— Понятно, господин штандартенфюрер, понятно, — пробормотал он.
Затем адъютант торопливо зашифровал послание Гейера и послал его по радио. В это время Стервятник пристально рассматривал клочок неба, который был виден в отверстии люка танковой башни. Но он зря до боли в глазах вглядывался
Глава девятая
— Вот чтобы Господу Богу сейчас немножко на нас не пописать! — пожаловался обершарфюрер Шульце, таращась на небо. — Когда не надо, этот чертов снег идет все время. А теперь, когда он был бы нам действительно нужен — ни черта не сыплет! — Гамбуржец зло сплюнул.
— Снег пойдет, Шульце, не беспокойся, — попытался ободрить его Матц.
— Понятно, Матц. Но когда? Ясно же, что здесь нас не ждет ничего хорошего. Русские не прекратили своей охоты за нами. Они так и рыскают вокруг — я это чувствую. А мне совсем не хочется получить от них хорошую трепку. Но если запуржит, то мы могли бы сняться отсюда — вместе с нашим командиром, фон Доденбургом. Ведь нельзя же оставлять господина штурмбаннфюрера в лапах этого «противного мальчишки» с крючковатым носом, — он намекал на гомосексуальные наклонности в виду Стервятника, — и его «девочки», Крадущегося Иисусика! Хорошо бы, чтобы и эта стерва куда-то исчезла, — он кивнул в сторону «фронтовой подстилки», которая ехала на бронетранспортере впереди. — Будь она даже самой последней женщиной в мире, я и то не захотел бы переспать с ней. А если бы она исчезла, то у Стервятника не осталось бы ровно никаких доказательств против фон Доденбурга, верно?
Матц неуверенно кивнул и спросил:
— Но если бы мы улизнули под покровом метели, то что бы мы стали делать потом?
— Мы просто присоединились бы к другим, кто отходит назад во время этого «великого наступления». Ведь ясно же, Матц, что сейчас начнет отступать весь немецкий фронт. Русские наседают на нас непрерывно. Значит, все покатится в задницу, в направлении Рейха. И в этой суматохе никто не обратит внимания на горстку эсэсовцев…
— Наверное, ты прав, — произнес Матц — без особой, впрочем, уверенности.
— Ну конечно, я прав! Замечательный сынок фрау Шульце всегда прав! — Обершарфюрер Шульце выдавил улыбку: — Итак, мы стали бы отступать вместе со всеми остальными, Матци. А ты знаешь, что это такое — всеобщее отступление? Это означает, что у людей всегда полно жратвы и даже выпивки, что вокруг тебя — дамочки, которые обычно околачиваются в тылу, и прочие удовольствия.
— Да, это было бы здорово! — размечтался Матц. Но затем его лицо снова стало хмурым: — Но тут есть одна закавыка…
— Какая же?
— Этот чертов снег все никак не хочет идти.
Рейхсмаршал Герман Геринг сидел в похожем на трон кресле в дальнем углу огромного мраморного зала и пристально глядел на надгробие своей давно опочившей супруги. Со стороны эта сцена походила на какую-нибудь классическую картину восемнадцатого столетия, на которой был изображен момент из жизни Древнего Рима. И действительно, несмотря на свою грузную оплывшую фигуру, Геринг чем-то неуловимо напоминал сейчас древнего римлянина. Возможно, такому впечатлению
Геринг не заметил, как в сопровождении адъютанта гигантского роста к нему приблизился эсэсовец в черной форме довоенного образца; всю его грудь украшали медали и ордена. Сегодня, приняв, как обычно, утреннюю дозу кокаина, Герман Геринг погрузился в печальные воспоминания о своей жене, которая ушла от него так много лет тому назад.
— Господин рейхсмаршал!
Медленно, очень медленно Геринг повернул голову и уставился на адъютанта — белокурого гиганта в безукоризненно сидящей на нем форме офицера люфтваффе. Наконец он сумел сфокусировать на нем свой взгляд и выдавил:
— Да?
— Это оберштурмбаннфюрер СС Цандер, господин рейхсмаршал, — отрапортовал адъютант. — Он привез предназначенное вам личное послание от рейхсфюрера СС Гиммлера.
Впервые на неподвижном лице Геринга промелькнуло какое-то выражение. Это было выражение злобы.
— Гиммлер, — медленно произнес он. — Гиммлер…
— Так точно, господин рейхсмаршал, — шагнул вперед оберштурмбаннфюрер Цандер.
Геринг, недоумевая, с брезгливостью покосился на эсэсовца.
— Что случилось, Ксандер? — спросил он.
— Господин рейхсмаршал, я — личный представитель рейхсфюрера СС в Верховном командовании вермахта. Рейхсфюрер приказал мне обратиться к вам с просьбой об оказании содействия. Немедленно.
— Какое содействие ему нужно?
— Поддержка с воздуха. В качестве главы люфтваффе…
— Стоп! — Геринг властно вытянул пухлую руку вперед. — Я не могу принимать решения по военным вопросам, не будучи в военной форме. — Он щелкнул в воздухе пальцами: — Принесите мою форму! Быстро!
У Цандера от удивления отвисла челюсть. Но адъютант Геринга не выказал никакого изумления. Он уже привык к внезапным переменам настроения своего хозяина.
— Быстро принесите мою форму! — приказал Геринг. — Нельзя терять времени. Я нахожусь в боевом духе.
Денщики быстро стащили с Геринга его охотничий костюм. Глава люфтваффе предстал в одном нижнем шелковом белье. Его гигантское брюхо стало особенно заметным. Он чуть покачивался на своих несоразмерно хилых ногах, бледная кожа которых была вся испещрена темными точками — следами многочисленных наркотических инъекций. Затем к Герингу поспешили адъютанты, несшие различные образцы формы. Модели были разработаны лично Герингом и отличались удивительной элегантностью.
Белоснежная форма, предложенная рейхсмаршалу первой, была немедленно отвергнута со словами:
— Нет, белый цвет — это цвет невинности. А сейчас не время невинности. Мы же ведем тотальную войну.
— Зеленая форма? Нет, нет! Зеленый цвет — это цвет надежды. Совсем не подходит.
Форму черного цвета Геринг отверг, выразительно указав глазами на самого Цандера, затянутого в черный мундир. Оберштурмбаннфюрер почувствовал, что его лицо запылало. Рейхсмаршал Геринг явно нарочито выказывал свое презрение к СС.