Прорыв. Боевое задание
Шрифт:
Умчался эшелон, и опять тишина. Только ветер неловко барахтается в косматых соснах. Тревожно на сердце, берет оторопь. Григорий ежится, прислушивается, остановившись. Думал: сейчас нарвется эшелон на мину, поставленную партизанами. Но нет: наверно, не успели поставить.
Вот сейчас начнут, вот сейчас...
И точно. Грохнул первый гранатный взрыв, второй. Словно взбесились автоматы. Опять взрывы гранат. Автоматная перестрелка становится злее и злее. В чем же дело? Неужели не удалось уничтожить сразу всю охрану?
Появился
— Командир приказал подниматься!
— Подъем, подъем! За мной! Бегом!
Впереди бежит маленький Олин, за ним Андреев, за Андреевым цепочкой бойцы. Вот и опушка. Ждет Игонин со своими хлопцами и Ивановым. Григорию:
— Бери половину и с фланга! С фланга! Они там залегли у станционного домика. А я пойду прямо.
Андреев побежал вдоль опушки, остановился, сказав направляющему:
— Прямо, а в конце станции налево.
Смотрит, как бегут бойцы, пошевеливает:
— Быстрей, быстрей! Не растягиваться!
Увидел вологодцев, вызвал их из строя:
— Будете замыкать!
— Есть, замыкать!
А сам что есть мочи вперед, чтоб догнать направляющего. Под ногами путаются сучки. На станции что-то горит. Слабый красноватый отблеск падает на черные сосны, на фигуры бойцов.
Свернули налево, какая-то тропка ведет к путям, бежать по ней легче. Вот стрелочная будка. Ни души. А за линией, в ложбинке, смутно угадывается поселочек. Там брешут собаки — все собаки рвутся с цепей. Горит вагон, в котором жила охрана.
Стрельба становится ожесточенной. Видно, Игонин со своими хлопцами вступил в бой. Андреев уже бежит по путям, его обгоняют бойцы, развертываются в цепь. Несутся к станционному домику, где залегли фашисты. Те пока еще, занятые боем, не знают об этой опасности. Но вот кто-то из андреевской группы закричал ура, крик подхватили дружно и мощно. Ура вспыхнуло и там, где дрались с противником Игонин с Миколой, и немцы дрогнули. Стрельба с их стороны стала редкой, а потом и совсем затихла.
Отряд Игонина ворвался на станцию. Петро разыскал Андреева, возбужденный боем, веселый, обнял друга одной рукой:
— Жив? Порядок! Не учли, понимаешь, одного — на станции ночевал какой-то приблудный взвод немцев, а может, больше. В вагонах фрицев накрыли быстро, а приблудные бой затеяли. К ним уцелевшие из вагонов присоединились. Ты молодец, хорошо помог!
Один эшелон был с продовольствием, два с боеприпасами. В одном вагоне обнаружили ящики с новенькими автоматами. Вооружились до зубов, некоторые в вещмешки напихали до десятка рожков с патронами.
— Жратву достанем, — оказал великан-правофланговый, — а патроны на дороге не валяются.
Потери в отряде небольшие — человек пять ранено и двое убито.
Эшелон облили керосином — бойцы разыскали в тунике целую цистерну — и подожгли.
Уже в лесу слышали, как начали рваться снаряды. В условленном месте отряд
На прощание Иванов крепко пожал Игонину руку и сказал:
— Жалею, что вы не остались. Видел — ребята вы боевые, понаделали бы мы здесь хлопот герману! Долго помнил бы.
— Ничего, мы скоро вернемся.
— Счастливого пути!
И снова впереди колонны шагает дед-проводник, снова ведет он отряд к каналу. На берегу, чуть южнее того места, где останавливались вчера, устроили привал. Утомились этой ночью. Лишь дед не стал отдыхать. В километре от бивака разыскал заброшенный дом лесника и старую лодку. Лодку на скорую руку отремонтировал — законопатил, забил досками большие дыры. Потом он с двумя бойцами из толстых досок обил два плота. Когда после отдыха переправочные средства спустили в воду, Игонин улыбнулся старику:
— Теперь вижу, папаша, службу знаешь. Я совсем забыл про этот чертов канал, что придется его переплывать, хреновый я еще командир. А ты вот, старик, не забыл.
— Каждому свое, — возразил проводник. — У тебя свои болести, у меня свои. Я веду вас, моя забота и о лодке подумать.
— Спасибо, папаша, за доброе дело.
— Не стоит, сынку. Беда у нас у всех одна — герман. А в беде помогать друг другу надо.
К СВОИМ!
1
Вечером переправились через канал — кто на лодке, кто на плотах. Иные самостоятельно: свернув амуницию в узел, пристроили на голове и поплыли. Курьез случился с Феликсом. Лодка во второй рейс дала течь: ее потянуло на дно. Бойцы попрыгали в воду. Прыгнул и Феликс. Но плавать не умел. Вытянули из канала за волосы. Трунили над парнем, долго, пока не остановились на дневку. Ночью опять двинулись в путь.
Перед рассветом услышали лай собак: близко деревня. Игонин прежде решил послать разведку. Вызвался идти Микола. Взяв отделение, бесшумно исчез, будто растворился в сумерках.
Устроили привал. Проводник курил трубку и сопел. Потом сообщил Петру:
— Дальше поведет вас кум. Живет в этой деревне.
— И на том спасибо, папаша.
— Не за что. Люди свои, сочтемся. Трудная годына выпала, ох трудная. Хлопцы у тебя, начальник, гарные. Побили германа на той станции сильно. А вечор над твоим хлопчиком, который чуть не утоп, смеялись весело. Перед такими герман не устоит. Я германов на своем веку повидал, ого-го, знаю их породу.
Немцы в деревню никогда не заглядывали. Глухомань здесь настоящая. До большой шоссейной дороги не меньше тридцати километров. С внешним миром деревня связана узенькой ниточкой — гатью, настланной сквозь лес по болоту. С гати, не зная местности, не свернешь: налево болото и направо болото.