Прорывая мрак времен
Шрифт:
Вчера ламия добрался до семьи, вряд ли мама и папа выжили… Сама не раз удирала на грани смерти. Глупо, что вернулась, но по-другому никак — родители ведь. Убить кровопийцу, чего бы это ни стоило. К тому же чутьё ведёт… хотя лучше бы молчало. Если бы не знала о нападении на родителей, было бы проще. Но нет, интуиция погнала в гостиницу — от боли аж слёзы брызнули… По трёхзвёздочному мотелю промчалась словно пятки горели. Ворвавшись в простенький номер, схватила телефонную трубку — мобильника нет, с ним ламии вмиг выследят. Даже знала, что родители на даче, а не в городе — набрала заветные цифры и затаила дыхание. Сердце глухо отстукивало ритм, заглушая гудки,
— Ма! Это я, Катя… — выпалила, не дождавшись ответа.
— Катенька, ты где? Сергей… — срывающимся голосом завопила мать мимо трубки. — Катя звонит. Катенька, не молчи, — затараторила. — Ты где? Что с тобой? Тебе денег хватает?
Мамка эмоциональная, как всегда. Хотя, чему удивляться? Дочь — неведомое существо. Умирает — оживает…
Катя всхлипнула. Высокая тональность голоса матери раздражала и радовала одновременно. Любила обоих, но отца… Их объединяло нечто большее, не поддающееся человеческому пониманию, другая, молекулярная связь. Это трудно понять, а ещё сложнее принять. Сердце рвалось наружу, руки дрожали — Катя на подкосившихся ногах опустилась на постель. Едкая вода продолжала наполнять глаза — очертания комнаты плыли:
— Доча, ты где? — голос отца принес облегчение.
Значит всё в порядке! Выходцева шумно выдохнула. Только училась понимать интуицию, незамедлительно выполняя её советы — она через импульсы в голове сообщала о беде. В эти моменты чутьё говорило, что нужно делать. Под ложечкой сосало, а в висках продолжало стучать кровь — боль, боль, боль…
— Я жива, — Катя всхлипнула. — Просто хотела извиниться, что грубила, а ещё убедиться, что с вами…
— Всё отлич… — Душераздирающий женский крик заглушил слова отца.
Мамка… Катя вскочила так резко, будто ударил разряд тока. До скрипа сжала трубку в руках.
— Катька, не смей возвращаться, — твёрдо и решительно пригрозил отец и в тот же момент на другом конце захрипело. Глухой удар… упало тяжёлое… Звонкий стук — пластик ударился об стену, и повисло шипение, царапающее мозг.
Катя очнулась от шока:
— Па… па… Папа. Па-па! — закричала не своим голосом.
Новый звук — злобно-клокотавший, гортанный остановил истерику. Выходцева перестала дышать. Прислушалась, впитывая и запоминая тональность — найти и отомстить, даже если на это уйдут оставшиеся жизни. Волосы зашевелились, мурашки волнами побежали вверх.
— Катя, Катя… — раздался скрипучий, с явной усмешкой тянущий слова мужской голос. — Ты виновата! — бросил невинно обвинение и тотчас ожесточился: — Если не хочешь ещё жертв, приезжай. Я тебя жду.
Раздался глухой удар, и повис хрипящий звук… Перед глазами застыла чёрная пустота.
Выходцева просыпается, ударившись лбом о прохладную поверхность. Дремоту как рукой снимает. Нехотя открывает глаза. Стекло! Чёрт, уснула! Машину трясёт, носит по дороге, словно пьяную. Впечатление, что водила специально собирает ямы и выбоины. Катя глубоко вздыхает, трёт ушибленное место и откидывается на спинку.
— В деревню везти не надо, — нарушает молчание. — Там на трассе остановка. На ней тормозните.
Таксист кивает — улыбка расплывается шире:
— Такой красивая, один едет. Не боится?
— Нет, — огрызаюсь возмущенно. — У меня есть пара кольев в кармане. Если не произвело впечатления, то… ещё чёрный пояс по «рукопашке». Зубы вобью в глотку, пластика не поможет. — Понятно, что хамка, но подобных типов теперь не могу. Пока бегала от ламий, натыкалась на разных личностей. Вот и
Лицо водилы блекнет:
— Какой грубая…
Проглотив ответную фразу, Катя опять закрывает глаза. Таксист приставать не будет. Не решится — кишка тонка.
Нужно обдумать дальнейшее. Чёрт! Глупостей натворила, как всегда! Примчаться на зов убийцы — дурость! Бегала, бегала, а позвали, сразу же явилась!
Что ж… Теперь, главное, осторожность! Ламия ждёт, своего не упустит. А если не один? Плевать… Добраться до него, а там уже всё равно…
Давящая, жгучая боль расползается по макушке, точно липкая паутина. Дыхание обрывается. Чутьё вновь не даёт покоя. Стиснув руками виски, Катя зажмуривается — сноп искр проносится фейерверком.
— Э… — далёкий голос таксиста нехотя прорезается сквозь пробки в ушах. — Ты чего?.. Наркоманьё всякий…
Выходцева, сглотнув пересохшим горлом, разлепляет тяжёлые веки — боль отпускает, остаётся глухой стук в голове, похожий на топот.
— Всё нормально, — отвечает хрипло. — Тормози, выйду здесь.
— Недалеко осталось…
— Тормози, говорю! — срывается на крик. — Мне здесь ближе.
Водила сворачивает на обочину — машина, завизжав колодками, останавливается.
Катя, торопливо расплатившись, выходит. Копейка, «пропердевшись», круто разворачивается и уезжает, оставив едкий выхлоп газа. Выходцева поправляет рюкзак и перебегает дорогу. Чувства обострены — каждый шорох, звук отдаются в голове. Ветер играет в кронах деревьев, шелестит листвой. Белка гулко перепрыгивает с ветки на ветку, останавливается и грызёт шишку. Мелодичная птичья трель стихает в вышине. Недалеко дятел отстукивает ритм.
Глубоко вдохнув, Катя втягивает голову в плечи. Прячет руки в карманы, спешно двигается по знакомой просёлочной тропке: извилистой, ухабистой и по шаткому деревянному мосту через приток Дона — Койсуг.
Как в песне: «И у чёрта, и у бога, на одном видать, счёту. Ты российская дорога — семь загибов на версту».
На небе ни облачка. Погода не балует дождями, земля иссохла и потрескалась от зноя — пыль клубится, забивая нос. Как назло, по пути ни тенечка, ни колонки.
Изнывая от духоты, Выходцева упорно идёт в деревню — плевать на всё. Нужно домой! Войдя в Сноёвку, оглядывается — ничего не изменилось, словно не уезжала. Море зелени: раскидистые яблони, груши, вишни, сливы; сор-трава, полынь… Собаки, как по команде, поднимают лай, от дома к дому — одноэтажных, деревянных: часть — ветхих, державшихся на честном слове и заросших диким виноградом. С прохудившимися стенами, обвалившимися крышами, зияющими дырами вместо окон и дверей.
Со всех сторон раздаётся кудахтанье, блеянье коз. Негодование подкатывает волной — всё будто вопит: «Глядите! Катька приехала!»
Слава богу, соседей не видно. Время обеденное. Аборигены сидят дома, прячась от солнцепёка. Есть ещё дачники, как её семья, но такие появляются на выходные с вечера пятницы до воскресенья, а сегодня понедельник.
Хорошо. Меньше глаз — меньше вопросов.
Ноги становятся тяжелее. Каждый метр, приближающий к дому, даётся с трудом. Точно одерживает очередную победу на олимпийских играх, с надрывом и треском в жилах. Глубоко вздохнув, Выходцева замирает. Светло-бежевый дом с бордовыми ставнями и крышей пустой, безликий. Пристроенный гараж затворен, но без замка. Цветочные клумбы — гордость матери: роскошная красочная палитра покрывает палисадник, но сейчас кажется, что растения, предчувствуя недоброе, склоняют бутоны.