Прощальный дар черно-белого бога
Шрифт:
– А эта… Слышал, чего удумала? – тем временем продолжала тётя Нина. Она минут пять как что-то рассказывала. – Хочет к нам в квартиру прописать своего нового хахаля. Видела я его: ещё моложе, чем предыдущий… Временно, говорит. Чтобы ему на работу устроиться…
«Этой» Нина Викторовна называла свою невестку – бывшую жену Павла. Они расстались пару лет назад. Никита вспомнил, что женщины всегда были не в ладах.
– Вот ведь наглость-то какая! – тётя Нина возмущённо всплеснула руками. – Шантажирует! Говорит: «Митеньку не буду привозить на выходные»…
Вспышка!
Шестилетний беззубый гомункул с раздвоенным языком, который…
Вспышка!
Никита глубоко вдохнул и выдохнул. Пощекотал языком верхнее нёбо. Маленькие лайфхаки, как не провалиться в сон.
– …сучка! – закончила свой монолог тётя Нина и отвернулась к плите.
Зашипело кипящее в сковороде масло. Запахло жареным мясом. «Избежать кормёжки не удастся», – подумал Никита.
Тётя Нина, быстро стуча ножом по разделочной доске, что-то нарезала, бурча невнятные ругательства в адрес снохи.
Вспышка!
Звёзды одна за другой угасают в небе, и появляется чёрное солнце…
Замеров потёр воспалённые глаза, помотал головой и снова сделал вдох-выдох. Его организм бунтовал от варварского отношения к себе. Он посылал сигналы о помощи, возмущался, угрожал. Желудок сворачивался в тугой шипастый клубок, в сердце кололо, болела печень, кружилась голова…
– Скоро сдохнешь, падаль! – зло крикнула тётя Нина, не оборачиваясь. – А я из тебя жаркое Пашеньке сделаю! – и гаденько захихикала.
Никита не отреагировал: он уже привык к галлюцинациям.
В кухню тяжёлой поступью вошёл огромный немолодой сенбернар. Парень вжался в диван.
– Манс, – с облегчением выдохнул Никита. – Как поживаешь, старик?
Паша завёл собаку лет десять назад – по его совету. И ни разу не пожалел об этом.
Пёс ткнулся холодным мокрым носом в подставленную ладонь, обнюхал пустую миску и грузно лёг, тяжело дыша.
– Нормально он поживает, – отозвалась тётя Нина, вынырнув из омута внутренних переживаний. – Митенька в нём души не чает, играют постоянно. Митенька – вообще мальчик добрый. И умненький какой! Весь в отца пошёл… А эта…
Вспышка!
На столе появилась тарелка. На ней – кусок хлеба. Нож вынырнул из пустоты и ловко прошёлся по нему, оставляя слой плавленого сыра. Три дольки салями, колечко лука, кружок помидора, слой горчицы, сверху кусочек ветчины – казалось, бутерброд образовывался сам собой.
– Кушай, мальчик, – пододвинув тарелку, сказала тётя Нина. – Совсем ты исхудал, смотрю… В столовой, небось, питаешься? Там же не продукты, а одни химикалии. У меня на рынке знакомая есть, из деревни – свои овощи возит и мясо. Так что не сомневайся, ешь: всё свежее, натуральное… Где-то майонез ещё был, сейчас дам…
От вида еды Никиту замутило.
– Я к приходу Пашеньки вам супчик сварю, по-деревенски. А пока жуй бутерброд – замори червячка. Чаю будешь?
– А кофе есть? – еле выговорил
– Есть, конечно, – кивнула старушка. – Хороший, дорогой. Я-то сама кофе не пью: у меня сердце. А вот Пашка его вёдрами хлещет. Как сядет за свой компьютер – и всю ночь до утра по кнопкам тычет, курит без перерыва и пьёт, пьёт, пьёт… Всё здоровье через дым и кофе выпустит…
– Мне покрепче, – попросил Никита, увидев, что тётя Нина насыпала в кружку всего половину чайной ложки. – Или можно я сам?
– Сыпь сам, сколько нужно. А я чайник поставлю.
Вспышка!
Сомница ожила…
Над конфоркой щёлкнул пьезоэлемент, и зажёгся газ. Сверху с грохотом приземлился чайник. На столе материализовались: ваза с печеньем, тарелка с оладьями, нарезанный сыр и сахарница. Чайник почти сразу засвистел.
– Кушай, Никита. А я Пашеньке позвоню: скажу, что ты его ждёшь, – пусть не задерживается после работы. А то как засядет…
– Не надо, тёть Нин, – Никита покачал головой, отчего та сразу пошла кругом. – Паша знает, что я приду. Мы созванивались.
Но она раздражённо махнула рукой.
– Он мог и позабыть. Памятью весь в покойного отца пошёл, царствие ему небесное. Вроде помнит, а потом раз – и через минуту забыл. В голове одни микросхемы…
Тётя Нина ушла в зал, и оттуда послышался хруст старого дискового телефона: она набирала номер.
Сенбернар Манс приподнял огромную голову и вопросительно посмотрел на Никиту. Тот кивнул и поставил тарелку с огромным бутербродом на пол. Пёс слопал угощение в один присест, почти не жуя, осторожно скосил печальные глаза в сторону зала и снова развалился на полу. Тарелка вернулась на стол. Пёс уже давно служил утилизатором пищи, которая не вмещалась в друзей Павла. Без ведома гостеприимной тёти Нины, само собой.
Вспышка!
Констриктор слаб и разрушается…
Из зала доносились неразборчивые фразы. Тон старушки был нетерпеливым, но сдержанным.
Никита потёр онемевшее лицо, выплюнул в тарелку уже ставшую пресной жвачку, насыпал в кружку три полных ложки кофе, залил кипятком. Подумав, добавил ещё ложку кофе и принялся мешать. Голова кружилась от усталости и переутомления. Кофеин поможет на полчаса-час. А что дальше?
Вспышка!
Безумство крысы приведёт отчаянных на виселицу…
Вспышка!
И тела будут качаться во тьме целую вечность, пока не придёт мёртвый царь и не устроит трапезу на месте казни…
Вспышка!
Никита сделал большой глоток, не замечая, что горячий кофе обжигает горло. Голоса отступили, оставив какой-то гул в голове и тошноту. Он сделал ещё глоток, не чувствуя вкуса, и повернулся. В дверном проёме стояла Нина Викторовна. Её рот был широко открыт, и оттуда показался язык – длинный, влажный, цвета перезрелой вишни. Он свисал до самого пола.