Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера. 1919–1920
Шрифт:
Над нами гудели два аэроплана, бомбившие станцию Лиски, но они никак не опускались до высоты ниже 1500 метров, что при отсутствии противовоздушного огня со стороны противника представлялось излишне большой высотой. Однако красные вступили в бой с ними, подняв ствол полевого орудия, осколки заставляли нас разбегаться, когда они стали со свистом врезаться в землю поблизости. Велся артиллерийский обстрел и наших передовых постов, находившихся перед предмостными укреплениями. Использовались главным образом бризантные снаряды, потому что имевшаяся у них шрапнель была очень ненадежна, и снаряды взметали вверх фонтаны черной земли и глины.
В
На следующее утро после завтрака с финляндскими гвардейцами мы с Лаком поехали в Острогожск. Лак, испытывая боль, на этот раз сидел в деревенской подводе рядом с моим дорожным мешком и несколькими комплектами медицинского имущества, и в конце концов мы его оставили одного.
Мой казак-ординарец, видимо, хорошо знал дорогу, и мы проехали через деревню Конорицы, где были расквартированы Луганский и Гундоровский полки. Эти части удерживали южный берег Дона вдоль линии железной дороги с помощью небольших постов, поскольку между Лисками и Коротояком не было переправ.
Солдаты расположились у обочины дороги, занимаясь стиркой рубах, приготовлением еды и расчесыванием своих локонов, косясь одним глазом в сторону девушек и крестьянских женщин, приходивших со своими детьми поглазеть на бойцов. Воздух был полон запахов дыма и копоти, и хотя магазины были пусты, одна закусочная все же была открыта.
Эти два полка были укомплектованы спешенными казаками из района Луганска и завоевали себе большую славу во время последнего изгнания красных с Дона. В состав их бригады входила батарея британских 18-фунтовых орудий, и я дал ее командиру записку, по которой он мог забрать материалы из моего вагона, а также приписку Прикетту с просьбой дать посыльному, который предъявит эту записку, чаю и джема. Я все еще готовился к отъезду на Острогожск, как появился Лак, так что, оставив его заканчивать мой в любом случае несовершенный инструктаж на русском языке, я сбежал оттуда и продолжил свой путь. Едва успел я выбраться из деревни и повернуть на юг, как услышал справа от себя грохот канонады из всех видов орудий и увидел несчастный городок Коротояк под мощным обстрелом, а в некоторых местах виднелись огни пожаров, от которых дым черным столбом поднимался в ясное синее небо.
Я не имел представления о боевой обстановке, и несколько отрядов, очевидно, полностью по собственному намерению продвигались по степной дороге, по которой держал путь и я. Я с опаской поглядывал на них, но, похоже, никто особенно мной не интересовался или не был в состоянии просветить меня, так что я продолжал ехать в сторону Острогожска, потому что провел очень долгий день и хотел устроиться на ночлег до наступления темноты. И еще я пришел к выводу, что так как, видимо, все двигались от фронта, вполне возможно, что красные начали отгонять нас назад с северного берега реки.
Лак был в добром часе езды сзади меня, так что, напоив и накормив коня, я побрел в Острогожск в одиночку. Это была типичная степная деревня с низкими, стоящими вплотную друг к другу домами, на некоторых из них были крашеные причудливые резные украшения на карнизах крыш и дверных проемах и ярко разрисованные ставни. По широким деревенским улицам бродили куры и свиньи. На площади стоял запах
Мой французский, как обычно, оказал мне добрую услугу, и только я отыскал штаб 8-й дивизии, где меня до места ночлега довел сам комендант лагеря, как появился Лак и смог свести меня с командиром дивизии генералом Гулыгой, который завоевал себе хорошую репутацию кавалерийского генерала на германском фронте. Я прошел все обычные формальности в отношении распределения материалов, взял заявку, передал медицинское имущество их врачу и в течение получаса пытался выяснить у гулыгинского начальника штаба, как идут дела на его участке фронта. Однако тот был весьма беззаботен относительно боевой обстановки, хотя, как обычно, гостеприимство было щедрым.
Следующим утром я бродил по городу, когда вдруг мимо меня проскакала большая группа всадников и послышались звук горна и крики, стали появляться люди, на ходу надевавшие на себя оружие.
– Наступление на Лиски отложено из-за отсутствия войск, – сказали мне. – Гулыге и его 8-й дивизии приказано немедленно идти на Пуховую для поддержки 2-й Донской стрелковой бригады, чтобы провести его как можно скорее.
Я попрощался с генералом, и на отъезд он дал нам продуктов и вызвал к себе своего личного ординарца, этакого громадного бородатого разбойника.
– Выпей за здоровье британских офицеров! – приказал генерал.
У вестового, должно быть, глотка была из асбеста, потому что он влил в себя огромный стакан чистейшей водки – проглотил, стоя строго по стойке «смирно»!
Мы послали телеграмму в штаб 2-й дивизии и выехали – Лак на подводе, а я на казацкой лошади. По пути мы проехали через одно из немецких поселений, датирующихся еще временами Екатерины Великой, которая завезла их для внедрения эффективных методов ведения сельского хозяйства. Это была деревня такая же, как и остальные, но тут была бросающаяся в глаза чистота, и, учитывая, что немцы впервые появились здесь сто пятьдесят лет назад, их система просуществовала весьма долго.
В Рибенсдорфе, где сейчас находился штаб 2-й дивизии, я предложил генералу Краснянскому считать, что мое посещение передовой, где солдаты, должно быть, воюют по-настоящему, будет нормальной вещью. Он с готовностью согласился. Были заказаны две подводы, в каждую было впряжено по три белые лошади, и мы галопом поскакали в разбитый и сожженный городок Коротояк.
Там, где падали снаряды, дома стояли в руинах, виднелись обгорелые стропила, и тут и там валялись останки коров или лошадей на испещренной рытвинами земле. Курятники были разбросаны вокруг, а трупы их недавних обитателей затихшие лежали на траве, окруженные собственными перьями, а немногие оцепенелые жители беспомощно взирали на обломки своих домов.
Это зрелище было не по мне, и как только я очутился в городе, который лишь вчера горел, подвергаясь сильнейшему артобстрелу, я понял, что попал в действительно нормальную гущу солдат, с которыми я смогу поладить. В окрестностях, произведя несколько выстрелов по деревне к северу от реки, находившейся в руках красных, была моя старая подруга – 3-я батарея гаубиц калибра 4,5, которую я обучал и комплектовал в Ростове.
Мы с Краснянским поехали в штаб 1-й бригады и, поскольку большая часть Коротояка все еще просматривалась красными, решили оставить верховое средство передвижения белого цвета и пошли пешком по главной улице к площади. Многие дома все еще горели.