Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера. 1919–1920

Уильямсон Хадлстон

Для отражения этого наступления надлежало использовать все резервы, которые были у Деникина под рукой, и Холмен лично должен был руководить серией налетов, сопровождаемых бомбометанием и пулеметным обстрелом, которые предстояло выполнить первоклассным британским пилотам 47-й эскадрильи. Изо всех сил спешили танки – со скоростью, которую позволяла им развить быстро разрушающаяся железнодорожная система, и была надежда, что, если б только удалось вырвать сердце у агрессивного большевистского кавалерийского командира, его наступление можно было бы отразить, а некоторые действия на Балтийском, Польском или Дальневосточном фронтах могли бы отвлечь внимание красных армий, а тем временем суровые зимние

страдания в голодающих российских городах могли бы вызвать серьезные антивоенные настроения и тем самым создать значительные затруднения советскому правительству.

Сейчас город был весь белый от снега, и проезжавшие подводы и машины были залеплены им. На перекрестках улиц горели костры возле огромных замерзших сугробов убранного с дороги снега, а с каждого дома гирляндами свисали сосульки. Окна заиндевели, и только маленькие кружочки в этом инее показывали, что кто-то внутри проделал их. С грязных улиц снег был убран, но колеи и рытвины, оставшиеся еще с лета, накрепко замерзли и были заполнены водой, которая превратилась в каток для лошадей и людей, а общественные упряжки, проносясь мимо, громыхали по бугристому льду, а их седоки ежились в полинявших меховых накидках и качались из стороны в сторону на неровной поверхности. С трудом продвигавшиеся мимо фигуры людей чернели на фоне белизны, шли опустив голову, подняв воротники, грузные в своих зимних одеждах, а над всем этим – тяжелый свинец неба, которое, казалось, опустилось так низко и было таким тяжелым, что чуть ли не покоилось на крышах домов.

Хотя и Холмен явно был занят своими планами, он все же устроил живописную церемонию в атаманском дворце с целью вручения верному Богаевскому звания Командора ордена Святого Михаила и Святого Георгия. Я был рад, что атаман получил эту награду, потому что, когда ситуация уже не была благоприятной, он доказал, каким стойким солдатом является и насколько верным союзникам остался.

Холмен отбыл вскоре после церемонии, и в Таганроге до меня дошел слух, что он лично в районе Валуек бомбит большевиков. Также я слышал некоторые тревожные новости относительно того, что только что из Англии прибыли старшие штабные офицеры, чтобы принять на себя командование группами связи, и что в любой момент я смогу передать свою группу Донской армии одному из них. Атаман сразу же написал Холмену письмо с просьбой сохранить за мной мою должность, поскольку мы всегда хорошо с ним ладили, но события в последующие несколько недель разворачивались так стремительно, что у меня не было больше времени беспокоиться об этих вещах, пока приезд моего сменщика примерно месяц спустя не уладил это дело.

Среди всего прочего, чем я был занят в Таганроге, были поставки морских орудий для донских бронепоездов, и капитан Фримантл из ВМФ Великобритании, старший морской офицер связи, сообщил мне, что из Новороссийска уже идут шестидюймовые пушки «армстронг», а другие, которые устанавливают на специальные платформы в Таганроге, должны быть готовы к отправке через две недели. Тем временем он отправил в Новочеркасск двух морских офицеров и около десятка матросов, чтобы раскрыть пушечные «тайны» личному составу батальона бронепоезда.

Все мы в то время испытывали некоторое нетерпение, потому что среди персонала танкового корпуса в Таганроге возникли некоторые проблемы. Как и во многих британских формированиях, которые все еще использовались на дальних фронтах после перемирия, дух нетерпения и жажда демобилизации привели к нарушениям субординации. К счастью, все это было не так серьезно, но все были несколько обеспокоены, потому что войска в России часто подвергались коммунистической пропаганде, и на севере был случай, когда русские солдаты убили своих британских офицеров.

Тем не менее, когда

я отправился в Таганрог, там было мало или вообще не было признаков бури, которая зрела прямо на горизонте, или признаков скорого ухудшения событий. Чувствовалась некоторая тревога за Холмена, который, похоже, тратит больше времени не на той стороне большевистских окопов, чем этого требовал его высокий ранг, но мы знали, что он находится в хороших руках 47-й эскадрильи, и по возвращении в Новочеркасск я обнаружил несколько приятных сюрпризов, нейтрализовавших растущую мрачность новостей.

Прежде всего, это было прибытие морского офицера Дарнфорда и группы флотских старшин, а во-вторых, пришла большая партия посылок из дому с зимними вещами. Для меня там был комплект штрипок, которые я считал во Франции бесценной вещью, защищающей от обморожения, шуба, обшитая тканью хаки, и серая каракулевая казацкая папаха под цвет воротнику. Последние вещи были подарком от атамана, который часто говорил мне, что я легко одеваюсь. Эти вещи были сшиты из британского материала для шинели серого цвета и наверняка пришли в важный психологический момент, потому что зима уже была на носу и холод становился все злее.

Улицы покрылись толстым слоем льда, было трудно дышать, меховые кепи, которые мы носили, серебрились слоем инея, а затвердевшие усы щекотали лицо. Было так холодно, что казаки обматывали стремена тканью, чтобы не обморозить ноги. Сани заменили собой дрожки, колокола звонили с весельем, странным при наличии мрачных вестей, а улицы изобиловали горами затвердевшего снега, сваленного на перекрестках. Сырой холод октября и ноября уступил место настоящей русской зиме, и, несмотря на бодрящую атмосферу и все еще энергичный оптимизм большинства персонала Донской армии, замечался упадок боевого духа у нижних чинов и апатия у населения в целом.

По унылому и весьма подавленному тону разговоров на любом русском собрании легко было заметить, что люди стали задумываться, что же будет дальше. В эти дни уже редко слышалось «На Москву!», а все разговоры о взятии столицы к Рождеству прекратились.

– Если б только не пал Царицын! – слышал я. – Если б только союзники прислали настоящие войска!

К сожалению, при такой подвижной войне никто в действительности не знал, что происходит на самом деле, и, как всегда, там, где господствует отсутствие какой-либо информации, домыслы обретают пессимистический оттенок. И наверняка было полно причин для пессимизма, потому что к этому времени нехватка топлива для паровозов была такова, что его доставало лишь для использования таких поездов, которые считались важными для эвакуации военного, гражданского персонала и имущества из районов боевых действий. Шансы гражданского лица на поездку уже почти испарились, потому что не было обычных пассажирских поездов, и во многих случаях из-за отсутствия паровоза вереницы железнодорожных вагонов, бывшие домом для многих людей уже долгое время, просто оставались на запасных путях. И вот в этой ситуации мне удалось получить два вагона, выделенные для членов моей группы и некоторых беженцев в Новочеркасске, и обеспечить их охрану казаками по приказу донского правительства.

Конечно, вокруг было слишком мало полиции и слишком много войск, которые, видимо, покинули фронт и проводили время проклиная союзников и взламывая винные магазины. Как обычно, все лучшие люди до конца держались на передовой, но что касалось Донской армии, падение Царицына на правом фланге и Харькова – на левом привело к общему отходу на Новочеркасск и Ростов. Более того, новые отряды красной кавалерии переправились через Дон на фронте, удерживаемом 2-м корпусом, и его защитники быстро отступили к железной дороге Царицын – Лихая и линии по реке Донец через Каменскую и Луганск.