Прощание с колхозом
Шрифт:
И вот я приехал. Новоаннинский район, совхоз «АМО». Земли богатые, чернозем. На окраине села – два вагончика, кое-какая техника, внуки да жена одного из сыновей.
– В поле, – ответили на мой вопрос о мужчинах.
Поехали в поле, на стан. Здесь, рядом с землей, должны были встать два дома. Но пока лишь груда кирпича. Младший сын возится с комбайном, готовя его к жатве. Поле озимки уже бронзовеет.
– Культивирует, – ответил сын на мой вопрос об отце.
На счастье не только мое, а и всех земледельцев, собрался и закапал дождь, первый почти за два месяца. Тут и подъехал Владимир Федорович. Спрятались мы под крышей недостроенного склада, беседовали.
Когда заходит
Неделю спустя встретил я Виктора Ивановича Штепо, от него услышал те же слова:
– Пятнадцать-восемнадцать культиваций. Страшно засорена земля. Бодяк, осот, горчак… Ну ничем не возьмешь…
А ведь у Гришина земля опорно-показательного хозяйства сельхозинститута. Показательные земли – хозяина нет. Новоаннинский район, Михайловский, Урюпинский – черноземы. А средняя урожайность за двадцать лет – 15–17 центнеров с гектара. Считай, такая же, как в южных районах, на песках. Хозяина нет – товар плачет.
Нынешний хозяин Гришин ночует в кабине «КамАЗа» на своем полевом стане. Сторожит технику да кирпич, который уже воровали. Приходится продукты из города возить. Словом, нет райской жизни, есть лишь тяжелая работа. А ради чего? Вчера – секретарь обкома, нынче – за рычагами трактора по десять-двенадцать часов. В шестьдесят с лишним лет. Показатели советского благополучия (квартира, дача, машина) у него были и есть – так зачем такая ломка в жизни? В двух строках и с налета ответить не могу. Лишь обещаю вернуться к таким людям, как В. Ф. Гришин. Сейчас же прошу ответить хозяина, хорошо ли ему живется при новом деле.
– Плохо, – ответил он. – И если бы я заранее знал, что так все обернется, то в это дело не полез бы. Ельцин обманул нас. На словах он за фермерство. Но что проку от его слов, если отбирают у нас шестьдесят-семьдесят процентов нами заработанного: десять процентов – за хранение, двадцать восемь процентов – всем известный коэффициент, тридцать процентов – госзаказ. И все кажется мало. Весной районный совет постановил шестьдесят процентов сдирать с нас. И еле-еле отбрыкались. Да еще не до конца. А где гарантия, что завтра сельский совет не потребует девяноста процентов? Что мы имеем от этой жизни кочевой? И от работы? В прошлом году на каждого для прожитья взяли по двадцать пять тысяч. Значит, по две тысячи в месяц. А главное – не видим определенности, перспективы. Что завтра правительству в голову придет – как угадать? Я сыновьям говорю: «Давайте быстрей рассчитываться с кредитами. Иначе завтра грянет их индексация – и мы пойдем по миру». Сидим без электричества. Линию электропередачи поставили за сутки. А подключают: три провода накинуть – второй месяц. В Волгоград, в Урюпинск, в Филоново уже раз двадцать ездили. Бумаг – кипа, света нет. И так во всяких мелочах. Не работа страшит, а такая вот дурь. Вот почему говорю: знал бы, не полез в это дело. Опять к В. И. Штепо вернемся, у него те же слова:
– Не пробьешь… Тонешь в пустой волоките… Колотишься
И кто это говорит! Гришин – прошедший путь от агронома, председателя колхоза до секретаря обкома. Штепо – дважды Герой Труда, директор одного из лучших в стране совхозов. Это не просто люди. Это – «бульдозеры», «тяжелые танки», «генералы» с могучей энергией, хваткой, способностями, связями, высокими знакомствами. С именем, наконец: Штепо! Гришин! Такое имя любые двери откроет. Они жалуются. Говорят: невозможно работать. А что же делать простому Ване, Пете, вчерашнему трактористу, ныне полноправному хозяину двадцати ли, пятидесяти гектаров?
Ранним утром на Алексеевском грейдере подвез я попутчика, механизатора. Спросил о фермерстве.
– Было желание, – ответил он. – Пошел к председателю, он говорит: техники нету. Поехал в район: тоже нету. В область поехал: там нас и вовсе не знают. Прижал хвост.
Самому Гришину в свое время помогал встать на ноги глава областного агропрома. Так-то вот…
Дождь кончился, не оправдав наших надежд. Гришин, наскоро перекусив, сел на трактор и повел его в борозду. Поехали и мы. Мимо двух взгорков, на которых белели кирпичные невеликие кучи. А должны были стоять два дома, ведь начал Гришин свое дело в 1990 году. Позади остался наполовину собранный склад-ангар. Другую половину разворовали в дороге, пока везли из областного центра.
Когда проезжали хуторской улицей мимо жилья устроенного, налаженного быта, думал я о том, что ни один человек из совхозных работников земли не взял, в новое дело не пошел. А ведь Гришин у них на виду, на пригорке. Поля его отсюда хорошо видать: зеленый подсолнушек, кукуруза, бронзовеющее поле озимой пшеницы.
Может, именно поэтому, что – на виду?
На той же волгоградской земле почти у самого Дона – поля совхоза «Мариновский». Земля здесь много хуже – песок да суглинок. Другая земля, а вот жизнь та же самая – лето, год 1992, смутное время. Июль месяц. Уборка.
Судьба совхоза «Мариновский». Организован пять лет назад на месте глухого села (150 работников да фермы-развалюхи). За эти годы много построено: шестьдесят квартир, крытые тока, картофелехранилища, дороги. Механизировали фермы, удои намного выросли, люди пришли, теперь их 350 человек. В школе было сорок три ученика, сейчас 120. Думали кирпичный завод поставить, заняться шубным делом. И ведь долгов у них не было до последнего времени. А потом, как по всей стране, обвал, переход на картотеку – и теперь уже вроде и не совхоз, а что-то принадлежащее Волго-Донскому судоходному каналу. Советское хозяйство рухнуло. Что впереди? А впереди то же самое – наша жизнь.
Амплеев Виктор Николаевич, механизатор, звеньевой арендного звена, один жизненный «обвал» оставил уже позади. Родился и вырос он в далеком казахстанском совхозе. Пришлось уехать.
– Русским там жизни не будет, – говорил он. – Сейчас еще Назарбаев их держит, но худшее впереди. У нас сорок семей сразу уехало. Самые крепкие специалисты.
Два года Амплеев живет в «Мариновском», получив квартиру, устроившись. Теперь вот новое испытание. О нем разговор.
– В прошлом, девяносто первом году тоже работал в арендном звене, заработали вроде неплохо, – вспоминает Виктор Николаевич. – Но деньгами, бумажными. А зерна получили лишь три тонны. А надо больше. У меня трое детей, держу двух коров, телят, свиней, птицу. С сеном совхоз плохо помогает. И вообще в звено идут люди неохотно. Тут работа от темна до темна. На свое хозяйство времени не хватает. Выгодней работать где-нибудь с восьми до пяти. Чем получать бумажные рубли, лучше вырастить лишних свиней, бычков. Это ведь и семье прокорм, и настоящие деньги.