Прощание с первой красавицей
Шрифт:
Он поднял на меня глаза, полные мольбы. Пришлось смириться и приготовиться слушать.
— То, что я расскажу сейчас, может быть, почти исповедь, может быть, попытка остановить тебя, а может, — Яковлев махнул рукой, — мне просто нужен собеседник, которому я могу излить душу.
Он начал говорить, подбадривая себя спиртным, а я пожалела, что не ушла: он пьянел все больше и больше. Значения его рассказу я не придала, списав все на пьяный бред.
Через два дня я сидела в опустевшей редакции, мучаясь над статьей. Работа не клеилась, я психовала. И от злости на саму себя запустила в стену металлической
— О, класс, и ты здесь! А я думала, что одна такая ненормальная — по вечерам в редакции торчу. Чего расстроена, статья не получается? — спросила она.
Я кивнула:
— Никакого креатива, мозг, как в подушке. А завтра с утра ее надо сдать!
— Ты просто текст заездила, потому мозги и буксуют. Давай потреплемся о чем-нибудь отвлеченном, потом и работа быстрей пойдет.
— Пожалуй, другого выхода нет, — уныло согласилась я, поднимаясь и включая чайник. Затем открыла шкаф и достала из него конфеты.
— А у меня пряник есть! — радостно воскликнула Сусанна. — Сейчас принесу.
Она застучала каблуками в сторону своего кабинета и быстро вернулась, неся в руках большой прямоугольный пряник, украшенный глазурью.
— Вот, смотри! Любишь?
Я пожала плечами.
— Под настроение. Я вообще к сладкому равнодушна.
— Везет тебе! — с завистью оглядела мою тощую фигуру Сусанна.
Мы налили в чашки чай, она вставила в длинный мундштук сигарету и, закурив, вдруг спросила:
— Слушай, а как получилось, что ты с Викой сдружилась? Странно это, вы совсем разные. Она тебе сама дружбу предложила?
Я замялась:
— Слушай, тебе не кажется странным этот разговор?
— Нет. — Она вздохнула. — Мне кажется странным, что Вика проявляет к тебе повышенный интерес. Да и Вася что-то последнее время понурый ходит.
— При чем здесь Вася?
— Как, ты не знаешь? Вот так подруги! Вася — Викин сожитель, или, как она любит называть своих мальчиков, гражданский муж. А до него Вика с Яковлевым жила. Они дольше всех вместе продержались, целых восемь месяцев. Это у них уже третий заход был, первый и второй раз жили они месяца по четыре. В перерыве Вика чуть не вышла замуж, уже даже платье белое примеряла.
— За Яковлева?
— Да нет же! Какая ты тугодумка… У нее был роман с каким-то альфонсом. Он не работал, сидел у нее на шее, вернее Яковлев их обоих и содержал.
— Не может быть! — не поверила я. — Так не бывает!
— Еще как бывает. Вика встряла Игорю в голову, как морковка в землю, и он никак не может ее оттуда вытащить. Любовь у него, понимаешь. Такая, которая прощает все.
— Ничего себе! — вытаращила я глаза, тщетно пытаясь представить, чтобы меня с бойфрендом содержал, к примеру, Ванька. Так и не представив, перестала мучить свой и без того уставший мозг.
— Хочешь, расскажу, из-за чего Яковлев в очередной раз от нее ушел?
— Не хочу.
— А я все равно расскажу, тебе полезно будет услышать для общего развития.
И, не обращая внимания на мой протестующий жест, Сусанна начала повествование. А я вдруг с удивлением обнаружила, что показавшийся мне пьяным бредом рассказ Яковлева вполне реален — теперь передо мной вырисовывалась
Итак, некоторое время назад случилось следующее.
Почти вся редакция была приглашена на вечеринку к Вике по случаю Первого мая. Первыми пришли трое коллег.
— Привет! — Ада, встав на цыпочки, дотянулась до Викиной щеки и громко чмокнула.
Сусанна вручила ей пакет с продуктами и выпивкой:
— Бери, не брезгуй. Это наш посильный вклад в общее дело.
— Спасибо, — проворковала Вика ангельским голоском нимфетки-переростка. — Проходите в дом, располагайтесь. Сейчас остальные подойдут, и сядем за стол.
Хозяйка дома вся светилась и излучала очарование. Яковлев покосился на нее и, занервничав, закурил. Ему очень хорошо было знакомо такое ее состояние, Вика начинала «сиять» каждый раз, когда у нее завязывался новый роман. И ему приходилось смиренно отходить в сторону. И зачем только он увидел ее тогда, несколько лет назад, эту профурсетку-первокурсницу? Зачем…
Эх, да только что теперь об этом говорить! Завяз он по уши. Заболел. Любовью заболел. По-хорошему, надо взять бы да уйти, так ведь ноги не несут. Ну почему Вика? Почему он влюбился именно в нее? Нет, чтобы на ее месте оказаться тихой скромной девушке, с которой они бы мирно пили по вечерам чай и растили детей…
Яковлев вздохнул, затушил сигарету и пошел к гостям. Ада, Агент и Сусанна бурно обсуждали преимущества и недостатки разных видов покера. Агент, низкорослый и сухопарый мужчина, вышагивал по комнате, громко стуча пятками. Темные волосы его были взъерошены, от жары — в доме было сильно натоплено — на лбу выступили капельки пота. Он размахивал одной рукой, вторую по-ленински заложив за пройму жилета, и разглагольствовал о преимуществах «трехкарточного».
Сусанна кривила губы и убеждала начать с «карибского», а Ада ренегатски настаивала на бридже.
— Какой покер? С ума сошли, да? — возмутилась Вика, внося блюдо с сыром. — Сначала за стол. А то знаю я вас, сейчас на полу рассядетесь и еду туда же перетащите, поросята!
Яковлеву хотелось одиночества. Он чувствовал, что сегодня случится что-то важное для него. Выйдя на кухню, он достал остро заточенный нож, толстую деревянную доску, которую сам купил — Яковлев любил готовить и все кухонные принадлежности всегда выбирал сам, — и нарезал бекон. Потом достал из духовки запеченную по его собственному рецепту индейку и понес к столу. Там по-прежнему шел спор. Вика молча наблюдала за всеми, не вступая в общую перепалку, и нервно поглядывала на часы. Настроение у нее явно испортилось.
— Все, садимся! — она резко вскочила. — Больше никого не ждем.
И в этот момент раздался звонок. Вика зарделась, как маков цвет, и побежала открывать дверь. Яковлев проводил ее грустным взглядом и, пытаясь прикурить, сломал три спички. В сердцах встряхнул коробок так, что спички разлетелись в разные стороны, но он все-таки зажег одну и прикурил.
— Презент хозяйке дома, — из прихожей раздался вальяжный молодой басок.
Яковлев вышел туда и увидел, как новый гость целует Вике ладонь. Покосившись на Игоря, она поспешно выдернула руку и прижала к себе букет оранжевых бархатцев, упакованных в бордовую гофрированную бумагу. На взгляд Яковлева, букет был отвратительно аляповатым и не стоил того счастья, которое светилось в глазах Вики.