Прощание с первой красавицей
Шрифт:
— Ди-а-на…
— Я в раю? — спросила я его.
Но цветок не ответил, продолжая тихонько звенеть. Постепенноего звук становился все громче и громче, превратился в шум ветра в ветвях, потом — в рокот морской волны и, наконец, загремел колокольным набатом.
Я закрыла голову руками и — полетела вниз.
Сильно болела голова, ломило все тело, и пахло чем-то неприятным. Лекарствами?
— Доктор, она пришла в себя!
Я
— Ты меня слышишь?
— Да, — попыталась сказать я, но не издала ни звука. Беззвучно открывала рот, как рыба.
— Не говори, тебе нельзя. — Галя погладила меня по руке.
Я только хотела спросить, что со мной случилось, как тело стало невесомым, и я стремительно понеслась вверх. Вокруг снова возник зеленый луг, и среди цветов, пахнущих ванилью, мне стало хорошо. По травинке покатилась капелька росы, я подставила ладонь, но она почему-то упала мне на щеку. Следом, одна за другой покатились капельки дождя, и мир стал складываться, словно карточный домик. Не знаю, почему, но я вдруг поняла, что мне отказано в этом светлом мире. Меня вытолкнули из него, и я опять стремительно полетела — теперь вниз, разглядывая с высоты птичьего полета больничную палату и крошечную кровать размером со спичечный коробок. «В нее совершенно точно нельзя попасть!» — с ужасом подумала я… и почувствовала под руками жесткие простыни.
— Фу, напугала. Ишь, что удумала, умирать! — пророкотал надо мной сочный баритон. — Молодая, красивая, тебе еще жить да жить! Да детей рожать… Давай, давай, девочка, выкарабкивайся, меня на крестины позовешь…
Молоденькая медсестра воткнула мне в руку иголку, пристраивая капельницу, с другой стороны капельница уже стояла, и я подумала, что, наверное, похожа на распятую бабочку. Врач, моложавый блондин с голубыми, как весеннее небо, глазами, склонился надо мной, и я почувствовала запах бергамота, сандала и табака. И еще от него веяло спокойствием и уверенностью в себе.
— Что со мной? — еле слышно прошептала я.
— А ты не помнишь?
Я подумала и отрицательно повела головой.
— А куда ехала, помнишь?
— Нет.
Доктор нахмурился. Потом озабоченно спросил:
— А как зовут тебя, помнишь?
— Да.
— А это кто? — Он указал на Молочкову, тихо стоявшую у окна.
— Галя.
— Чудесно! — обрадовался врач. — Амнезия затронула только конкретные события. И лучше их не вспоминать.
Галя навещала меня каждый день, подолгу просиживая у моей кровати. Евгений Андреевич, тот самый блондин, мой лечащий врач, приходил, даже если у него не было дежурства. Просто проверить, как я себя чувствую. Соседки по палате перемигивались и подталкивали друг друга локтями, одна я ничего не замечала, пока меня не просветила Галя.
— Да ведь Евгений Андреевич к тебе неравнодушен!
— Глупости, — заявила я.
Галя спорить не стала, сразу переведя разговор на свою полуторагодовалую дочь.
— Представляешь, собираемся вчера на улицу, я ее одеваю и между делом логопедом работаю. Говорю ей: «Алена, скажи «гулять». Она так громко и радостно: «Булять!» Я терпеливо растолковываю: «Нет, правильно надо говорить «гу-лять». Скажи: «гу…». Послушно повторяет: «гу…».
В этот момент дверь распахнулась, впуская пахнущего свежестью Евгения Андреевича, и Галина быстро выскользнула в коридор.
— Как наши дела? — спросил доктор. Его пальцы споро пробежали по моему телу. — Здесь болит?
— Нет.
— А здесь?
Он куда-то нажал, я ойкнула и толкнула его.
— Отлично! — почему-то обрадовался врач. — Все даже лучше, чем я ожидал. Если и дальше так пойдет, скоро разрешу вставать.
Евгений Андреевич осмотрел двух моих соседок по палате и вышел. Дверь не успела закрыться, как в нее тут же скользнула Галя.
— Слушай, как он на тебя смотрит!
— Как?
— Ты что, правда, ничего не замечаешь? Да он же влюблен в тебя!
— Галя, не выдумывай. Нормально он на меня смотрит, как на всех.
— Нет, ну вы подумайте только! — всплеснула она руками. — Разве можно быть такой слепой?
— Галя, не фантазируй, глупости говоришь. И потом, наверняка доктор давно и счастливо женат. Это раз. И у нас огромная разница в возрасте. Это два.
— Какая разница в возрасте? Подумаешь, пятнадцать лет. Бывает и больше. И жены у него нет, умерла три года назад, я узнавала.
— Да? — изумилась я. — Ну, ты даешь, какую бешеную деятельность развила…
— Так он мне самой нравится. Евгений Андреевич такой импозантный! — вздохнула Галина. — Вот только никого, кроме тебя, он не замечает.
Стремительно приближался момент выписки. Я с ужасом думала о том, что мне придется вернуться в пустой стылый дом, а я так не люблю жить одна. И еще о том, что теперь буду лишена общества Евгения Андреевича. Больше не будет мимолетных, но таких милых встреч и задушевных бесед с ним по вечерам.
В утро выписки Евгений пригласил меня к себе в кабинет. Он подробно проинструктировал, что мне можно, а чего категорически нельзя, потом вдруг замолчал и отвернулся к окну. Молчал долго, не решаясь сказать того, чего ждала от него я, самого главного. Наконец он повернулся и, охрипнув от волнения, произнес:
— Я не могу без тебя.
И в его взгляде были любовь, нежность и обещание защиты.
Вскоре Женя взял отпуск, и мы уехали отдыхать. Мой доктор так и не решился рассказать мне обо всех событиях, которые предшествовали аварии и косвенно стали ее причиной. В редакции эту щепетильную тему тоже обходили стороной. Вика уволилась, Иван мне на глаза не попадался, и я жила в счастливом неведении.
Вспомнилось все внезапно, почти через год, теплым августовским вечером. Я торопилась домой, где меня ждали Женя и новорожденный Андрюшка, и очень нервничала. И вдруг на мокрый асфальт, ярко освещенный светом фонарей, выбежал маленький щенок. Он увидел приближающийся к нему автомобиль, замер и лег на дорогу, прижав к лапам лобастую голову. Я резко затормозила, выбежала на проезжую часть, чтобы убрать с нее щенка, и вдруг все вспомнила: тот страшный вечер, несущийся на меня «МАЗ», а также предательство Ивана и Вики — моего жениха и лучшей подруги.