Прощание с Землёй
Шрифт:
Из всего этого легко можно было уяснить: "Шхуна "Александрина" Петербургского гидрографического общества, отправившаяся в путешествие на восток в 1914 году, потерпела крушение у мыса Надежды (он был от Рыбачек всего в трех километрах). Остались зимовать. Октябрь 1917 года".
Люди эти, на четыре года оторванные от родных мест, ничего не знали ни о потрясшей мир войне, ни о грянувшей революции. Такими далекими и недосягаемыми были всего-то чуть больше пятидесяти лет назад эти места.
Может быть, их голоса сохранил камень. Мне захотелось снова провести ночь у черных базальтовых изваяний.
Вечером
Памятный столбик, обломок флагштока, корабельные доски я приобщил к нашему имуществу и образцам. А позднее передал музею Географического общества. Никто сразу, даже из больших знатоков, не мог мне ответить, что это была за экспедиция. Но и позднее не нашлось охотника заняться нашим случайным открытием. А я в постоянных хлопотах тоже не всегда помнил об этом. Надо бы на досуге съездить в Ленинград да порыться в архивах. И вот досуг появился. А куда меня унесло? Иду за щуками. Нет, обязательно уеду отсюда пораньше и покопаюсь в архивах, пересмотрю и отдам на экспертизу наши с Федором находки.
Хорошо бы еще побывать там и послушать говорящие камни. Рыбачек послушать.
4
После ночного привала (все-таки заснул тогда) шли долго. Я сразу же втянулся в ходьбу, сразу обрел дыхание, и движение доставляло истинное наслаждение. На мой взгляд, самое страшное для человека - лишить его движения. Наверное, совсем не случайно было выдумано наказание - сидеть в тюрьме. Именно сидеть. Этой пыткой наказывали во все время и у всех народов. Но незаметно человечество само заточило себя в тюрьму неподвижности. Сначала городские люди, а теперь уже и сельские сели в автобусы, машины, трамваи. Сидят уже не только служащие на работе, но и станочники у пультов, у машин, у сигнальных систем. Стремление сесть настолько захватило человека, что вертикально движущийся, вероятно, в конце концов исчезнет с наших улиц, дорог, с полей и сидячий образ жизни станет нормой.
С раннего детства вынесли мы образ прекрасного будущего, где будет делать все за человека машина.
А что же будет делать человек? Наверное, не одному приходил такой вопрос. И всегда следовал один и тот же ответ:
– Человек будет управлять машинами, сидя за пультом!
Сидя!
Как же это у человечества получилось - раньше карали сидением, а теперь состояние это стало мечтой о будущем?
В описаниях городов будущего, заводов, цехов у самых ярких и ярых гуманистов-мечтателей человек не ходит, не двигается по планете, по земле, передвигая ногами, он обязательно сидит, управляя, сидит, проносясь над землей, сидит, отправляясь в гости, и уже не касается ногою земной тверди.
Мне довелось провести две недели отдыха в изумительной местности: доступные горы, зеленые луга предгорий, чистое
– Неужели вам, Василий Кузьмич, не надоело шлепать ногами на работе?
– спрашивал меня сосед по палате.
– Неужели вам, Григорий Григорьевич, не надоело сидеть на работе?
– Представьте, нет!
– И тут не надоело сидеть?
– Что вы, мы столько ездим, столько видим...
Нет, не ядерная бомба, не мировая катастрофа и не созданное опытами микробиологов новое невидимое существо погубит человечество, но, лишенное естественного движения, оно само собой зачеркнет себя. Вот какие мысли могут прийти человеку в голову на отдыхе, когда он, отдавшись наслаждению от собственного движения, идет на озеро Егдо с единственной надеждой выловить необыкновенную (не называю метраж) щуку.
– Слушайте, ребята, а как же мы ее донесем, коли уловим-то?
– спросил я на привале, когда мы, отмахав часов шесть кряду, остановились на дневку.
– Кого?
– Осип, помешивая в котелке варево, удивленно глянул на меня.
– Как кого? Щуку?
– Однако, донесем...
– Поймай только, - резонно заметил Василий.
– Да нет, мужики, я серьезно. Как?
– Олень надо было брать, - вздохнул Василий и покачал сожалеюще головой. Но теперь Осип с той же интонацией, что и моторист в том дальнем, сказал:
– Ты, Кужмити, поймай, однако!
Это уже был разговор! Я рассмеялся.
– Озеро-то есть, по крайней мере?
– спросил.
– Осеро есть!
– Осип подул в ложку, пробуя стряпню.
– Куда идем? Осеро идем! Вот чудак.
Ну ладно, хорошо, что эту надежду у меня не отбирают. Щуку, конечно, поймать надо - правильно, но если есть озеро...
– Однако, осеро Егдо всегда есть, - сказал Василий.
После обеда, за которым проводники мои снова отказались выпить хоть бы по "маленькой" (люблю это качество в людях - делу время, потехе час). Осип спросил:
– Кужмити, ты, однако, зачем Априку бежишь?
Я даже поперхнулся от неожиданности вопроса. Ну и дела!
О своей командировке я мало кому говорил и уж совсем не распространялся настолько, чтобы первый же спутник по рыбалке спрашивал меня об Африке. Тут на Авлакане, в Буньском, сказал только Ручьеву, секретарю райкома партии, да закадычному своему дружку Валерию Владимировичу Дашкову, надо было объяснить свой внесезонный отпуск, да еще, пожалуй, слышал об этом старик Вычогир, с ним мы плыли вместе из Буньского в Нювняк.