Прощание славянки
Шрифт:
Максим побелел, но не отвел напряженного взгляда.
— Если мы не сможем пробиться к Метрополии, не успеем, — спокойно, но твердо сказал он, — то синюю полосу нашего флага можно просто оторвать и выбросить. Ермаково загубили, Город-на-Протоке просрали. Должен же быть этому предел!
Глава 23. Мужской разговор
Прошло несколько дней. Все шло так, как и предполагали Бен с Максимом. В их распоряжение был выделен отдельный офис, где Бен и Лидия проводили долгие часы допросов. В общем-то, это и допросами сложно было назвать — Максим Евгеньевич предоставлял
Вечера Бен и Лида предпочитали проводить вместе. В эти часы они почти не разговаривали. За день оба успевали устать от бесконечного, мучительного вспоминания прежней жизни, говорить же о будущем они страшились, уж больно зыбким и пугающим оно представлялось из этих гостеприимных стен. Так было и сегодня. Лидия случайно обнаружила колоду карт и теперь разложила их на столе, Бен перебирал кипу свежих газет, иногда зачитывая вслух наиболее интересные заметки. Было уже довольно поздно, когда в дверь постучали, и в комнату вошел Максим Евгеньевич.
— Можно? Ты еще не спишь? А… и Лида здесь.
— Что, никак не налюбуешься? — проворчал Бен. — Ну, заходи.
— Нашла в тумбочке, — Лида кивнула на карты. — Не возражаете?
— Вот, выяснить пытается: что было, что будет, чем дело кончится. А может, ты нам обо всем расскажешь? Конечно, мы уже многое слышали, но то были… как бы поточнее сказать — официальные беседы. А ты поговори с нами как человек.
— Дядя Бен, Максим Евгеньевич, наверняка, зашел к нам по какой-то необходимости, а ты ему зубы заговариваешь! — возразила Лида.
— Да я вовсе и не против, — заметил Максим, — за тем, можно сказать, и пришел.
Он подошел к столику и увидел, что Лида просто раскладывает пасьянс, который уж точно не может ответить на вопросы: «что будет?» и «чем дело кончится?»
— Ты, как я понимаю, из военных? — поинтересовался Бен, и Лиде подумалось, что теперь-то уж ситуация развернется на сто восемьдесят градусов, и сам Максим Евгеньевич окажется в шкуре допрашиваемого. — Давно ли снял погоны?
— Неужели так заметно?
— А то! Бывших офицеров… Ну, сам знаешь. Сам ушел или?..
— Сам, сам. Не захотел высиживать в кабинете полковничью пенсию. Войны, слава Богу, нет, а случись что, у нас молодые командиры найдутся. Я понял, что хочу посвятить свою жизнь… другому делу.
— Угу… Сейчас тебе за сорок…
— Сорок пять.
— Значит, когда все случилось, ты был…
— Молоденьким глупым лейтенантом, — с улыбкой закончил Максим Евгеньевич.
— У меня в голове не укладывается… — подала голос склонившаяся над картами Лидия. — Была одна страна, и вот…
— Не у вас одной, Лидия Павловна, не укладывается, — развернулся к ней Максим. — Но, сколько себя помню, в больших городах люди издавна задумывались о суверенитете Сибири, но даже самые недальновидные понимали, что это будет означать ослабление и России, и Сибири, что в современном мире смерти подобно.
— Слабый должен умереть, — чуть слышно пробормотал Бен.
— К тому же, при нормальном развитии событий, красная кнопка досталась бы кому-то одному, и этот «кто-то» точно не мы. Так что мы задумывались… и
— Ну, это ты загнул!
— Да, виноват. Забот стало выше крыши, и так по сей день.
— А возврата к прошлому нет, как думаешь?
— В том виде как раньше — нет! Но мы не знаем, что будет через пятьдесят лет, через сто… Кто знает?
— А ты сам из большого города?
— Из Новокузнецка. Был он по сибирским меркам немаленьким — стал еще больше, был тяжелый климат — стал еще страшней, как была у нас плохая экология, так и осталась. Но ничего, живем.
— Но ты не отвлекайся, давай про то, «что было».
— Что было, то было… Вспомните, когда наш народ, в повседневной жизни безмолвный, покорный и излишне терпеливый, в последний раз поднимался и сам вершил свою судьбу? И вспомнить нечего? За свободу или иные какие ценности наш человек бороться не станет, не наш путь. Но когда хиреет и умирает целый город, потом еще один и еще… Про деревни я уж и не говорю. Когда это началось повсеместно… Принято считать, что Россия не дорожит жизнями своих людей — это давно стало общим местом. Но так же верно и то, что она не дорожит своими городами, селами, реками и мостами. В вечной погоне за потемкинскими деревнями гнобится и гробится то, что составляет жизнь и историю народа. А когда заговорили о китайской аренде, мы поняли: все, это оконцовка. На смену одним хозяевам пришли бы другие, и ограбление Сибири сменилось бы ее угроблением. Вы понимаете, что стало бы с нашей страной через пятьдесят лет китайской аренды? Реки без рыбы, тайга без зверя, отравленная земля…
— Сибирь без сибиряков, — закончил за него Бен.
— Это нужно было как-то остановить! К тому времени Китай уж весь Дальний Восток к рукам прибрал. Если что и могло вырвать нас из летаргии, то только это. Нас называют военными преступниками, хунтой, терять нам нечего. Но я считаю, командование округа просто выполнило свой долг! Кто сказал, что мы должны были просто смотреть и терпеть, и кто кого предал, это еще вопрос! И время показало, что риск был оправдан. Могущество Китая оказалось велико, но недолговечно, ибо в своем развитии он не решал фундаментальных проблем, а только обострял их. Со временем мощь Китая потихоньку пошла на убыль, как по капле иссякает вода в надтреснутой китайской вазе. Ну да полно Поднебесную ругать… Сами-то мы не лучше — в последние годы перед Бедой наш народ дошел до крайней стадии апатии и разложения, и уже почти не мог считаться народом, но судьба дала нам еще один шанс. Сейчас мы возрождаемся вновь, хоть и в несколько ином качестве, но снова становимся единым целым.
— Ты, наверное, хочешь сказать — в несколько пожелтевшем качестве?
— Вот кто бы говорил!
— Но раз страной руководят военные… Вы не боитесь… — Бен перешел на шепот, — …возвращения сталинизма?
— Пусть наше государство является в значительной степени авторитарным, но я считаю, что формирование неосталинизма в Сибири невозможно, — возразил Максим.
— Обоснуй!
— Исчезла одна из главных причин, подпитывающих к нему интерес, особенно среди молодежи. Ведь сталинизм, это что было?! Стратегия комплексного развития, мощного экономического и социального рывка, реализованная в чудовищной, извращенной форме. Вспомни, лишь при Сталине Сибирь обустраивалась для жизни, вырастали новые города. Например, мой родной Новокузнецк…