«Прощание славянки»
Шрифт:
— Какой Борменталь? — пытался я вспомнить, где слышал эту фамилию.
— Это кликуха у него такая, — вводил меня в курс дела таксер. — Доктор Борменталь сам бывший бормотушник. Но врач, говорят, изумительный.
— Завязал?
— Да ты что! — обиделся мастер. — Он систему открыл!
— Какую систему?
— Пить в свою меру. «Система доктора Борменталя». Так она называется. Большие деньги лечение стоит. Иди узнай на проходную, дежурит он сегодня?
Я заколебался:
— А как спросить? Как его имя и отчество?
—
Надо ли говорить, что в этот день дежурил именно доктор Борменталь?!. Мы поехали на станцию Озерки, там в магазине по приказу мастера я купил бутылку «Смирновской». И вопрос решился — проще некуда: по-старинному, по-доброму.
— Вот тебе пропуск, — сказал мастер. — Спрячь за спину, в ложбину под пиджак. Как пистолет. Знаешь? Охрана там свирепая. Найдут бутылку, могут ее об голову тебе разбить.
Имя доктора сработало магически. Он спустился ко мне в проходную и с одного взгляда понял, что «пропуск» у меня есть. Он шепнул мне на ухо:
— Вы к кому?
— К Колыванову, — шепотом ответил я.
Доктор обнял меня за плечо, предварительно проверив за спиной бутылку, и провел мимо мощного охранника.
— Это со мной. К больному Колыванову.
Доктор привел меня на третий этаж и остановился
перед стеклянной, закрашенной белой краской дверью.
— Больного я вам покажу. Но не более.
— То есть как это?
— А так. Больной в отключке. Вторые сутки спит. Сильнейший психический стресс.
— Мне нужно узнать очень важную вещь. Поговорить с ним можно?
— О чем? — изумился доктор. — Он вас не поймет. Давайте ваш «пропуск».
Я оглянулся по сторонам и вытащил из-под пиджака теплую бутылку. Доктор мгновенно спрятал ее под полой просторного халата и открыл дверь палаты.
«Ёкнутый Коля» лежал у открытого окна. Он улыбался счастливо, на лбу шевелилась от ветерка седая челка.
— Коля, — тихо позвал я.
— Он далеко,— с такой же счастливой улыбкой сказал доктор Борменталь. — Ему хорошо. Не мешайте.
— А когда он придет в себя? — спросил я доктора.
Доктор посмотрел на меня с сожалением.
— Он придет в себя — это безусловно. Но узнаете ли вы в нем вашего прежнего друга и узнает ли он вас — это проблематично.
— То есть? — захотел я понять его мысль.— Он может навсегда остаться больным?
— Почему же больным? — обиделся доктор. — Он выйдет из нашей клиники совершенно здоровым чело— веком. Это вы останетесь больным. И он вас просто не поймет и не узнает.
— То есть как это?
— А так. Мы уберем из него все, что тревожило его, все, что смущало, все, что мешало ему жить. Он выйдет от нас абсолютно счастливым. В отличие от вас.
— А что ему мешало? — спросил я.
— Его привезли ночью в ужасном состоянии. Он увидел на моем столе коробок и заорал: «Уберите спички! Уберите немедленно! Или я подожгу Вселенную!» Санитары и охранники еле справились с ним. Он кричал, что его хотят отправить в Швейцарию, где
— А кто его привез? — спросил я.
Доктор Борменталь улыбнулся крупными обкуренными зубами.
— Ему повезло, что у него такие чудесные, заботливые родственники.
— Значит, она была не одна? — спросил я.
Доктор Борменталь восхищённо произнес:
— Она была с Гельмутом!
— А кто это? — спросил я.
Доктор печально посмотрел на счастливого Колю.
— Его родственник из Швейцарии. Гельмут уже вез его в аэропорт, когда с ним случился кризис. Вместо Швейцарии он попал к нам, бедняга. Ничего. У нас он забудет все. И уедет в Швейцарию счастливым человеком.
— Но он же не хочет туда!
— Не хотел, — поправил меня доктор, — когда был больным. От нас он выйдет здоровым.
Я не выдержал:
— Да кто вам позволил так издеваться над человеком!
Доктор отступил на шаг и хищно прищурился.
— Вам нужно лечиться, молодой человек! Хотите остаться у нас? Хотите стать счастливым?
Я еле выбрался из «закрытой нервной клиники».
Я вышел оттуда больным. Я еле доказал доктору Борменталю, что я на данный момент — безработный, что у меня нет заботливых родственников за границей и элитное лечение мне не под силу.
Когда я выходил, в клинике кончился «тихий час» и в саду гуляли больные. Райское наслаждение было написано на их лицах. Клиника не зря называлась «Баунти». Я успокоился только на улице.
Я не знал, что я уже в мышеловке. Доктор Борменталь, выпив мою водку, сообщил о моем визите «родственнице». Я нарушил данное мной слово… Я был приговорен.
Чтобы привести себя в чувство, пришлось на вокзале выпить. Немного. Сто грамм. Я выпил и заел каки— ми-то резиновыми сосисками. Я был абсолютно трезв, когда на электричке вернулся в город. На метро доехал до «Чернышевской» и пошел к Таврическому саду. Офис «Возрождения» был уже закрыт. И в «музее-квартире» никого не было. Я устал и решил идти домой — на удачу. Мне нужно было переодеться, с меня текло.
Я шел пешком по Чайковского до самой Фонтанки. Никуда не заходил. И предчувствий никаких у меня не было. Может быть, потому, что я очень устал. Солнце палило как днем, но телом я чувствовал, что уже вечер.
Мимо Летнего сада и Марсова поля я пришел на Мойку. Вот тут, пожалуй, впервые что-то кольнуло в сердце. Я решил просто проверить дверь: убедиться, что мне домой не попасть, и решить, что делать дальше. Короче, я сам полез в мышеловку.
Я вышел из лифта и увидел свою закрытую дверь. Кто-то спускался сверху, и я, чтобы не выглядеть идиотом перед закрытой дверью, позвонил к самому себе. Никто не подошел, конечно. И я еще раз позвонил, от злости. И даже зачем-то прижался ухом к двери.