«Прощание славянки»
Шрифт:
— Брось оружие.
Я уже слышал здесь эту фразу, когда вошел с топором к Мангусту. Все повторялось как в дурном сне.
Я улыбнулся майору.
— А-а… Опять иностранное кино?
— Брось оружие! — повторил Юрик.
— Пошел ты на х… — засмеялся я и прижал к животу рукопись.
Выстрела я не услышал. Я увидел, как пуля пробила папку и на пол посыпались мокрые красные листы моей «Тайной истории России»…
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО
Вот, собственно,
В палату входила старшая сестра. Она положила мне на тумбочку конверт. У меня сердце дрогнуло, я думал, что Натали нашла меня наконец. Но на конверте сухим, канцелярским почерком написана была только моя фамилия и инициалы.
– Что это? — спросил я.
– Все, что было у вас в карманах при поступлении, — ответила сестра. — Рубашка и брюки все в крови — не отстираешь. Скажите, чтобы вам одежду принесли. Завтра вас выписывают.
– Куда выписывают? — обалдел я.
Она странно посмотрела на меня.
– Как это куда? Домой.
– Я же под охраной, — напомнил я ей.
– С обеда охрана снята, — сказала она. — Разве вас не предупредили?
Никто меня ни о чем не предупреждал.
Сестра при мне вскрыла конверт и показала его содержимое:
– Тут деньги. Двести с чем-то рублей. И бумажка, — она показала какую-то окровавленную бумажку. — И все. Больше у вас ничего не было?
– Ничего, — сказал я.
– Часы, кольца, какие-нибудь ценности были? — дежурно спросила сестра.
– Не было.
– А то бывает, что в «скорой» ценности пропадают, — мрачно сказала старшая сестра. — Жалко врачей. На нищую зарплату людей от смерти отбивают.
Сестра покрутила в руках окровавленную бумажку.
– А это ваше?
Я узнал записку Коли Колыванова и радостно закивал.
– Моя-моя.
Старшая сестра положила записку на тумбочку и пошла. Уже у дверей она спросила:
– А вы случайно не шпион, Пименов?
Даже она поняла важность этой записки!
Даже она!…
Пленка в кассете еще есть. Так что я, пожалуй, скажу еще пару слов. Скажу то, что я хотел сказать вам на последнем допросе, когда вы прослушаете мои показания и вынесете свое решение…
Но охрана уже снята. Значит, решение вы уже вынесли.
Я могу себя считать оправданным? Или как?
Вот эта неуверенность и заставляет меня говорить. Считайте, что это мое «последнее слово».
Хорошо, что мне не надо объяснять вам мелочей. Я уверен, вы поняли, что я не убивал Критского. И не мог этого сделать. Почему на моей кредитке оказалась его кровь, я объяснить не могу. Да и не в этом дело.
Вы спросили меня: «Вы думаете, Белый Медведь специально заманил вас в мышеловку"?»
И тогда не думал, и сейчас так не думаю. Я уже говорил, что первое, что я почувствовал, войдя к себе в квартиру, был запах. То ли духов, то ли крема… В общем, женский запах. Я понимаю — это не доказательство. Запаха уже давно нет. Но чашка со следами помады и ее окурок в пепельнице. Разве они вам ничего не говорят?
А «Беретта»? Я не специалист, повторяю. Но у Константина был другой пистолет. Не знаю какой, но не «Беретта».
Не хочу нажимать на следствие, но вспомните, у кого была «Беретта»? И чья она? Вы же профи. Вы должны это понять. Это же элементарно, как говорил Коля Колыванов.
Я профи совсем в другой области. Об этом я и буду говорить.
Я считаю, что мышеловка придумана очень лихо. Не напомнила ли она вам авантюру барона Геккерна? Тот спрятал всю историю за «семейную трагедию», которую упорно на глазах у всех раскручивал параллельно.
Тут поступили ещё хитрей.
И шпионскую авантюру, и «семейную драму» спрятали за поступок «безумного маньяка», алкоголика и наркомана, не владеющего собой. Если бы майор Юрик стрелял не из кармана пиджака, если бы я не прижал к животу рукопись, а военные врачи не оказались бы волшебниками, дело можно было бы спокойно закрыть…
Извините…
Мне почему-то кажется, что вы…