«Прощание славянки»
Шрифт:
— По делу? — улыбнулся «кардинал».
— Ну да. Наш фонд спонсирует пушкинский юбилей.
— Вы знали про загадку этого гарнитура?
— Какая там загадка? — искренне удивился Константин. — Родственники ищут принадлежащую им по закону собственность. Я ее случайно нахожу. Они переводят деньги. Я ее покупаю. А вы меня кидаете. Это вы называете загадкой?
«Кардинал», задумчиво улыбаясь, глядел на него. Дмитрий Миронович сказал от окна:
— А советник? Советника-то он зачем сюда притащил? Спросите у него, генерал, про советника!
— Да-а, — развел руками
— Почему? — не согласился Константин. — Когда я в Пулкове снял с самолета Адика, он мне сказал, что за гарнитур его советник по культуре отвечает. В его офисе я нашел адрес советника и пришел к нему мебель назад требовать. Какая Же тут неувязочка?
Я понял, что Константин спасает меня. Он ни слова не сказал о моих подозрениях, о моих гипотезах. А может, и правда они для него не имели никакого значения? Как бы то ни было, про бумаги я должен тоже молчать. Это я понял четко.
«Кардинал» придвинул свой стул вплотную к стулу Константина.
— Константин Николаевич, если не секрет, сколько вы за гарнитур заплатили?
— Какой секрет? — хмыкнул Константин. — Во сколько оценщик оценил, столько и заплатил.
— Двадцать тысяч?
— Вы же сами все отлично знаете!
— А знаете, во сколько он нам обошелся?
Константин посочувствовал «кардиналу».
— Наверное, побольше. Адик — сучило и вас нагрел, и меня…
— Сто тысяч зеленых мы за него заплатили! Сто! — на ухо Константину признался «кардинал».
— Переплатили, — возмутился Константин. — Здорово переплатили. Хорошо он вас нагрел. Круто вы лопухнулись.
Дмитрий Миронович как-то боком подпрыгнул у окна. И затих.
— Думаете, лопухнулись? — тихо смеялся «кардинал». — Но мы ведь не за гарнитур платили. Мы платили за бумаги барона Геккерна.
Константин искренне удивился:
— Ну да? А откуда вы узнали, что они там?
— От Адика.
— Ну да? — Константин бросил быстрый взгляд на меня. — А мне-то он почему ничего не сказал? С меня-то он взял точно по оценке. Оценщик опись составил — я заплатил… Когда же Адик про бумаги узнал?
Дмитрий Миронович не выдержал и пошел от окна к столу. «Кардинал» пошел ему навстречу.
— Одну минуту, Дмитрий Миронович! Одну минуту!
«Кардинал» хитро улыбнулся ему, вежливо отодвинул его от стола и сам опустился в мягкое хозяйское кресло.
— А про бумаги, Константин Николаевич, Адик узнал от оценщика.
Константину очень хотелось взглянуть на меня, очень хотелось, но он взял себя в руки и отвернулся к окну.
— Опять непонятка! Если оценщик знал, что там такие ценные бумаги, зачем же он опись на двадцать тысяч подписал?
И «кардинал» от меня отвернулся, тоже глядел в окно.
— О том, что в гарнитуре бумаги, оценщик узнал уже после того, как он подписал эту опись. После!
На меня мрачно уставился, засунув руки в карманы, небритый мальчик. Константин поймал его взгляд.
— От кого же он получил такую информацию?
И «кардинал» отвернулся от окна и уставился на меня.
— От вашего советника, Константин Николаевич. От него. Непосредственно.
Они все смотрели на
И «кардинал» за меня начал рассказывать про тот кошмарный синий зимний вечер. Знал он все досконально.
— Оценивали гарнитур двое. Анатолий Миронович и этот… конспиролог. Как только оценщик понял, чей это гарнитур, историк подлетел к нему и подмигнул многозначительно…
Я вспомнил, что я действительно подмигнул оценщику. Но подмигнул-то я ему только потому, что уже давно глядел на желтые окна ресторана, на той стороне улицы. Я ужасно хотел выпить и подмигнул ему — кончай свою ерунду! За окном есть дела поважнее. Разве я мог знать, как поймет меня оценщик.
— А когда они вышли на улицу, историк затащил его в кабак и заставил с ним пить. Оценщик вообще не пил. У него язва. Но историк был очень настойчив, и оценщику пришлось пить. А историк вдруг стал рассказывать оценщику, что Россию погубили жидомасоны!…
Это была неправда! Не об этом я говорил.
Я рассказал ему про свою рукопись. Он меня так внимательно слушал. А я говорил, говорил… Я был счастлив, что кому-то интересно меня слушать… А потом он неожиданно спросил меня про барона. И я рассказал ему все, что знал… Оценщик слушал меня очень внимательно, а потом спросил: «Вы думаете, барон был шпионом?» Я не был тогда уверен в этом. Но заказал еще коньяку и стал рассуждать вслух. Про дуэль Пушкина, про волнения в Петербурге после его смерти, про гвардейские патрули на улицах, про его странное отпевание, назначенное в Исаакиевской церкви, но тайно перенесенное в Конюшенную… Про секретные бумаги Геккерна, которые он оставил в России, а потом требовал у Нессельроде их вернуть. Но так их и не получил… И тогда оценщик сам спросил меня о гарнитуре: «Вы думаете, там что-то есть?» Я уже был хорош, конечно. Я засмеялся и ответил ему загадочно: «А почему бы и нет?» Как он посмотрел на меня после этих слов! Как он на меня посмотрел! А я в душе смеялся. Потому что думал, что шучу, что просто играю на его интересе…
— Хотелось бы узнать — для чего он сливал такую ценную информацию? — закончил «кардинал».
— Вот он почему тебе «Толей» представился! Вот почему он тебя испугался! Он тебя принял за сотрудника КГБ! Понял теперь, Ивас-сик?
— Так вы знали это, Константин Николаевич? — удивился «кардинал».
— А как же! — широко улыбался Константин. — А вы, значит, тоже приняли Ивасика за своего коллегу?
«Кардинал» нахмурился.
— Проверить, кто он такой на самом деле — для меня не составляет труда, Константин Николаевич.
— А гарнитур все-таки перекупили! — смеялся Константин. — Купили! Ну и лопухнулись вы, ребята! Ива— сик расслабился, нафантазировал немножко… У него фантазия богатая. За это я его и ценю…
— Вы сказали раньше, — перебил его «кардинал», — вы сказали, что цените его за звериное чутье?!
— И за чутье ценю! — спасал меня Константин. — А вот за пристрастие к зеленому змию ругаю! — Константин звонко шлепнул меня по колену. — Я тебе поставлю такую клизму, Ивас-сик! Сам поставлю! Такую клизму из битого стекла — ты на всю жизнь очистишься, Ивас-сик! Я понятно излагаю?