«Прощание славянки»
Шрифт:
Критский расправил треугольные крылышки:
— По-вашему, барон Геккерн был вульгарным шпионом?
— Почему же вульгарным? — обиделся я за барона. — Барон был из того избранного числа людей, которые распоряжались… да и до сих пор распоряжаются судьбой Европы и всего мира… Барон — великий человек в своем роде… Злой гений…
Я поглядел на отутюженные белоснежные крылышки Критского и улыбнулся. И он улыбнулся мне.
— Такие обвинения доказать нужно… Документально доказать!
Я чувствовал всем своим существом,
Я подмигнул Критскому:
— Так открывайте коробочку, сударь!
И он мне подмигнул:
— Откройте сами! Вы же у нас первооткрыватель! Генрих Шлиман, так сказать, — и он, лукаво улыбаясь, подвинул ко мне коробочку.
Я знал, что Критский уже осмотрел ее, но все равно волновался, как ребенок. Я взял коробочку в руки. Из потускневших, стершихся букв на крышке я понял, что была коробочка из-под сигар. Тех коротких Тонких сигар, которые тогда входили в моду вместо чубуков и трубок. Коробочка была антикварная. И Критский подтвердил мне глазами это.
— Она… Открывайте! Ну?
Я осторожно открыл зеленую коробочку. В ней лежал, свернутый вчетверо, желтый лист старинной бумаги, исписанный мелким, бисерным почерком. Волнуясь, я развернул перед глазами плотный, как ватман, лист. И вздрогнул с досады. Исписан он был по-французски. В тексте, правда, встречались аккуратные рисунки каких-то геометрических фигур: квадратов, пересеченных основаниями треугольников, но понять их назначение было невозможно. Под рисунками целыми гроздьями были рассыпаны мелкие цифирьки. Единственное, что я понял, — бумага эта была частью какого-то большого документа. Она была пронумерована в верхнем правом углу цифрой «13». И еще я понял по встречающимся в тексте иероглифам: крестикам, квадратикам, уголкам, волнистым линиям, стрелочкам, что документ этот является какой-то зашифрованной масонской грамотой. И к дуэли Пушкина бумага, кажется, не имела никакого отношения…
— Ну как? — участливо спросил Критский. — Поняли что-нибудь? Я, откровенно скажу, голову себе уже сломал… Но вы-то специалист, конспиролог… О Пушкине там, по-моему, ни слова?
Я жалел, что нахожусь не дома, что нету у меня под рукой замечательной «Энциклопедии масонства» Мэн— ли П. Холла.
— А где остальные листы?
— А вы разве не знаете? — удивился Критский.
— Откуда же я могу это знать?!
Критский пожал плечами.
— Мы с Константином Николаевичем нашли только это. Остальные листы остались у генерала Багирова…
— Так надо поехать к нему и забрать всю рукопись!
Критский насмешливо вскинул седые брови:
— Держите карман шире! Генерал не круглый дурак. Он же специально подбросил нам только одну страничку… Специально! Неужели вы не поняли этого, юноша?
Я с трудом оторвался от таинственного листа:
— Не понял… А зачем это ему?
И
— Ну как же! Генерал проверяет нас. Ловит нас на интересе…
Я спросил его в лоб:
— Поймал?
Критский загадочно улыбнулся:
— Я искусствовед, а не конспиролог. Зачем мне чужие тайны? — Он наклонился над коробочкой и спросил меня шепотом: — А вас? Разве вас она не интересует?
Я уже кое-что начал понимать в значении таинственных цифр и значков. Я ответил ему откровенно:
— Меня рукопись очень интересует! Очень!
Критский широко улыбнулся:
— Я так и думал!
Я не понял, чему он так обрадовался. Но он мне это тут же объяснил:
— У вас есть деньги, юноша?
Не задумываясь, я полез в карман и выложил перед ним новенькую хрустящую пачечку. Критский недовольно сморщился.
— Это не серьезно. Генерал потребует за рукопись очень большие деньги. Очень большие.
— Жалко, — расстроился я.
Критский мне весело подмигнул:
— Но они-то заплатят! Они заплатят за нее любые деньги!
— Кто «они»? — не понял я.
— Ваши хозяева,— лукаво улыбнулся мне Критский.
— Какие хозяева?
— Те, чья месть пострашнее царской виселицы. Те, кто уничтожает предателей, перерезая горло и вешая одновременно. Старинный ритуал!
Я оторопел. А Критский, склонясь к столу, окутывал меня загадочным шепотом:
— Я сразу догадался, юноша, кто вы такой и от кого к нам посланы… Сразу же, как только увидел вас в «святая святых»… Константин Николаевич человек простодушный, доверчивый… Природный русак… Вы почти охмурили его… Если бы я не вошел, он бы все для вас сделал! Рукопись досталась бы вам даром!
Я только сейчас понял, почему так изменился ко мне Константин, понял его недоверчивый и презрительный взгляд. А Критский обволакивал меня свистящим шепотом:
— Я понимаю, все, что вы мне поведали сейчас — это всего лишь часть… видимая, так сказать, часть подводного айсберга. То, что положено знать непосвященным! Я понимаю… Настоящая тайна здесь, — он ласково погладил зеленую коробочку. — Здесь… Александр Сергеевич ведь тоже масон… Принят в 1821 году в Кишиневе в ложу «Овидий»… Это его бумаги, не правда ли? — Критский впился в меня взглядом.— Это его бумаги, выкраденные у него бароном Геккерном! Я правильно понял?
Мысль была интересная, и я улыбнулся.
— Возможно…
Критский потянулся через стол и взял меня за руку.
— Ярослав Андреевич, передайте им, что я все возьму на себя… Я прекрасно знаю генерала Багирова. Прекрасно. Он в долгу у меня. Я с ним договорюсь безусловно. Как только получу от них полномочия. Вы меня понимаете?
Я ничего не понимал. А Критский продолжал меня убеждать:
— Они даже могут и не раскрываться перед генералом. Я все беру на себя! Понимаете?