Прощание Зельба
Шрифт:
Я молчал.
— Собственно говоря, лично вы ничего такого не сделали. Но тот, который из банка… — Он подождал, а поскольку я ничего не говорил, он продолжил продвигаться на ощупь. — Думаю, он не случайно предпочел не сообщать полиции, что он… И думаю, что он наверняка предпочел бы, если бы кто-то другой не сообщил полиции, что…
— Под кем-то вы имеете в виду себя?
— Зачем так грубо! Вы так говорите, как будто я… Я только хотел сказать, что ему не следует полагаться на случай. Вы все еще на него работаете?
Не собирается ли он шантажировать Велькера?
— Неужели ваши дела так уж плохи?
— Я…
— Вам надо вернуться туда, где
— Мое слово? Да что я скажу? Я ведь просто спросил. Я имею в виду… — Помолчав, он тихо произнес: — Я уже многое перепробовал — и в охранной конторе, и страховым агентом, и ухаживал за животными. Все не так просто.
— Мне очень жаль.
Он кивнул:
— Больше ничего в этом мире не бывает бесплатно.
Когда он ушел, я позвонил Велькеру. Хотел его предупредить, чтобы он был готов к разговору с Ульбрихом, если тот его навестит.
— Большое спасибо, что вы мне позвонили!
Он спросил имя и адрес, и голос его звучал совершенно спокойно.
— До субботы!
14
Господь все видит и давно уже заметил тебя
Больше всего удовольствия от устроенного Велькером праздника получили дети. По возрасту они были близки друг к другу, Мануэль и сын Велькера Макс чуть старше, чем дочь Велькера Изабель и Анна, дочь подружки Фюрузан, которая нам помогала у водонапорной башни. Сначала мальчики, не обращая внимания на девочек, уселись за компьютер. Девочки шушукались и хихикали. Бригита морщилась. Она предпочла бы, чтобы они занимались компьютером, чем смотреть, как они барахтаются в сетях, ловко расставленных представительницами прекрасного пола. Но ради хихикающих девочек мальчишки бросили компьютер и принялись флиртовать — Ману с Изабель, унаследовавшей от матери темные волосы и блеск в глазах, а Макс со светловолосой Анной. Сад был большой, и когда мы с Бригитой решили прогуляться до растущего у забора грушевого дерева, то увидели, как одна парочка любезничает под сливой, а вторая — на каменной ограде, возле которой растут розы. Безобидная домашняя сценка. Но Бригита все равно забеспокоилась, когда стемнело, а дети все не возвращались к столу, который был накрыт прямо в саду, и пошла их искать. Они сидели на балконе, пили колу, ели чипсы и рассуждали о любви и смерти.
Пришли Нэгельсбахи, Филипп с Фюрузан, подруга Фюрузан со своим другом и мы с Бригитой. Филипп явно испытывал облегчение из-за того, что Нэгельсбах не обратился в полицию. Кроме нас была еще молодая женщина, которую Велькер представил нам как учительницу Макса из гимназии имени курфюрста Фридриха и встретил с восхищением, не выходившим за рамки приличий.
Остальных гостей я забыл — то ли соседи и друзья, то ли какие-то знакомые по теннисному клубу.
Сначала разговор перескакивал с одной темы на другую, но вино — шардоне из Пфальца — пилось так легко, еда — мучная похлебка, речной окунь, творог с ежевикой и многое другое — казалась такой простой и сытной, а пламя свечей создавало такой уют, что скованность сама собой испарилась. Велькер выступил с небольшой речью — выразил радость по поводу возвращения домой и встречи с детьми. Поблагодарил участников операции «Водонапорная башня». Он не стал пояснять, почему покидал дом и за что нас благодарил. Но все остались
Когда в саду похолодало, а в доме разожгли камин, Велькер отвел меня в сторону:
— Прежде чем пойти в дом, не прогуляемся ли немного по саду?
Мы прошли по лужайке и сели на скамейку под сливой.
— Я много думал о Грегоре и о нас, Велькерах. Мы взяли его в свой дом, но ему доставались только жалкие подачки с барского стола. А поскольку мы чувствовали себя его благодетелями, то вовсю пользовались его услугами. В детстве у меня была комната в мансарде, а у него в подвале, чтобы зимой он мог следить за отоплением: тогда еще топили не маслом, а углем. — Он медленно наклонил голову. — Я попытался вспомнить, когда же именно, еще ребенком, впервые понял, что он меня ненавидит. Но так и не вспомнил. Меня это просто не интересовало, вот я и не замечал. — Он посмотрел на меня. — Разве это не ужасно?
Я кивнул.
— Знаю: то, что я его застрелил, еще ужаснее. Но в каком-то смысле одно другого стоит. Понимаете, что я пытаюсь сказать? Детские ощущения выросли и приносят плоды, как сказано в Библии. У него это убийство моей жены и все остальное, а у меня то, что только таким образом я смог от него избавиться.
— Он говорил, что хорошо относился к вашей жене.
— Штефани ему нравилась так, как слуге может нравиться дочь ненавистного хозяина. В конце концов, она была по другую сторону, а если борьба идет не на жизнь, а на смерть, остальное уже не имеет значения. Когда Штефани выступила против него, борьба пошла не на жизнь, а на смерть.
В доме зажегся свет, отблески падали на лужайку. Но под сливой было темно. «Один и один будет два» — кто-то поставил запись Хильдегард Кнеф, [13] и мне захотелось обнять Бригиту и танцевать с ней вальс.
— Где же они… Неужели поджидали Штефани прямо у хижины? Ума не приложу, как им удалось идти за нами, чтобы мы не заметили! А мы-то думали, что, кроме нас, там никого нет! — Он прижал ладони к глазам и вздохнул. — До сих пор не могу избавиться от кошмара. Единственное, чего я хочу, — проснуться и все забыть.
13
Немецкая актриса и певица (1925–2002).
Мне стало его жаль. И одновременно я не хотел знать того, что он мне рассказывал. Я ему не друг. Я выполнил его заказ. Теперь у меня другой заказчик.
— О чем вы говорили с Шулером, когда приходили к нему вечером?
— Шулер…
Если я и обидел его, сменив тему, то он ничем этого не показал.
— Мы с Грегором были у него вместе. Он рассказывал о своей работе с архивом и о страсбургском следе негласного компаньона, по которому потом пошли вы. Еще…
— Вы спрашивали у него про деньги? Деньги из кейса?
— Он сам об этом заговорил. Правда, в тот момент я ничего не понял. Он сказал, что в человеке просыпается подозрительность, если он находит в подвале чемодан денег. Что у него возникает вопрос, кому они принадлежат. И, говоря это, смотрел на Грегора.
— А что вы…
— Я был с ними не все время. У меня был… у меня был понос, так что я часто уходил в туалет. Видимо, Шулер нашел деньги в той части старого подвала, где ему, вообще-то, делать было совершенно нечего, а деньги эти хранил там Грегор. Шулер задумался и начал подозревать Грегора, потому что я из Велькеров, а Грегор не член семьи. А потом он попытался наставить своего бывшего ученика на путь истинный.