Прощание
Шрифт:
— Шуточки! — говорит старик.
Стало теплее. «Воздух — двадцать градусов, вода — восемнадцать», прочитал я в дневнике, и вот уже вокруг открытого плавательного бассейна начинается бодрая возня в связи с открытием купального сезона. К счастью, моя камера со мной, и я фотографирую лежащих в шезлонгах женщин в бикини, из которых вываливается белое мясо. Когда кто-то из них решается войти в воду, раздаются пронзительные крики.
Шеф видит меня одного в столовой и подходит ко мне. Я делаю рекомендательный жест: мол, приглашаю присесть.
— Боже мой! Как же я порадуюсь, когда эта компания покинет корабль. У них семь пятниц на неделе. Кажешься себе одураченным этим видом…
— …исследований, — добавляю я. И, чтобы подразнить шефа: — В конце концов, это же научно-исследовательский корабль. Его высшей целью являются исследования.
Шеф кивает и с отвращением воротит нос.
— На вас, похоже, не угодишь, — говорю я. — Даже то, что две стюардессы с каждым днем становятся все толще, служит науке. Я сфотографировал их непривлекательные задницы, когда они почти голые лежали в шезлонгах с толстыми кусками многослойных тортов на складных стульчиках на переднем плане. Остатки, которые они уже не могли поглотить, превратившиеся на ярком солнце в бесформенную массу, также видны на снимках…
— Чем только вы не интересуетесь! — говорит шеф, качая головой. По нему видно, что у него еще что-то на сердце. «Я все хотел спросить вас, — начинает он нерешительно, — сколько капитан потопил во время войны?»
— Кораблей или тоннажа?
— И то, и другое, если можно…
— Спросите лучше самого капитана, тем более что он как раз идет сюда.
Но едва усевшись за стол, старик спрашивает шефа: «Нашлась все-таки картонная коробка Кёфера с инструкцией по эксплуатации?»
— Нет! — отвечает шеф и дает волю своему возмущению: — Мы искали во всех возможных и невозможных местах. Господин Кёрнер довел всех буквально до белого каления. Он сам распаковывал коробку. Логично в таком случае первой искать инструкцию по эксплуатации!
— Я смотрю на это по-другому, — говорю я и смотрю на шефа веселыми глазами. — Это же увлекательно и чрезвычайно возбуждающе. Настроение в коллективе появляется только тогда, когда что-то не клеится! — за это я получаю от шефа злой взгляд.
За соседним столом, за которым сидят ассистенты, произносят слово Гундремминген. Через какое-то время старик говорит мне:
— Гундремминген — это атомная электростанция, которую закрыли. На станции обнаружили радиоактивность, и, в частности, из-за того, что персонал исключил из схемы некоторые устройства безопасности, не просчитав, к чему это может привести.
— Они отключили то, чего ни в коем случае отключать было нельзя?
— Примерно так. Устройства безопасности были отключены — в известной степени в результате непрофессионализма, если так можно сказать о расхлябанности.
— Если это так просто сделать, то что еще могут натворить такие разгильдяи?
—
— Детские болезни? А это не эвфемизм?
Лицо старика исказилось. Он делает частые глотательные движения, но продолжает невозмутимо говорить:
— То, что было в Гундреммингене, у нас произойти не может, так как у нас первичная и вторичная системы разделены. Опасных излучений здесь еще никогда не было — с момента пуска реактора. Нет необходимости экстраполировать аварии других реакторов, где бы они ни происходили, на наш. Здесь материала для динамичного киносценария не наберешь.
— Просто жаль! — вырывается у меня. — Но не можешь ли ты все же сказать мне, что здесь могло быпроизойти в худшем случае?
Старик шумно выдыхает воздух и ворчит: «А что здесь должно произойти?!»
Он говорит в такой манере, которая должна была бы настроить скептически и самого бесчувственного человека. При случае я возьму его в оборот еще раз.
Двигаясь вперед, я вижу, что рулевой из нока правого борта делает в моем направлении непристойные знаки. Несколько секунд я пребывал в остолбенении, но потом обнаружил, что адресат стоит в боковом иллюминаторе кормовой настройки. Судя по ухмылке рулевого, это, должно быть, свинская история, которую оба через люки, как глухонемые, передавали друг другу жестами.
Я говорю старику, который уже стоит на мостике:
— Я достал у кладовщика бутылку «Чивас регаль». Попробуем?
— Ну-ну! Попробуем! — говорит старик, быстро посмотрев во все стороны. — Неси лучше ко мне в каюту. У меня же уютнее, чем у тебя — или?
— Наверное, ты прав!
— Были ли у вас во время похода в Берген какие-нибудь антипеленгаторные средства, «наксос». например, — спрашиваю я после первого глотка.
— Нет-нет.
— Никакого «комара», «клопа», или как они там называются?
— Насколько я помню, мы вообще ничего не имели. Если на борту и был какой-нибудь радиолокационный прибор, то он не работал. Мы ничем таким не пользовались.
— Рассчитывать вам пришлось только на визуальное наблюдение?
— На визуальное наблюдение и на слух, — говорит старик и трет подбородок. — Я сказал себе: только не торопиться. Если о нас все-таки донесли, то им придется сначала нас активно искать. В начале похода задачей было быть предельно осторожными. Через какое-то время я стал надеяться, что они будут исходить из предположения, что мы, так же как и другие лодки, в том числе и ваша, побежим на юг. Во всяком случае, никаких поисков мы не заметили.