Прощание

Кивижер Паскаль

– Доброе утро, ваше величество, – вежливо поклонился парфюмер. – Если позволите, сир, осмелюсь высказать соображение… Здесь слишком сильны ароматы булочной, запах хлеба все перекрывает.

Тибо, хоть и ничего не чувствовал, послал Симона караулить двери кухни, строго наказав, чтобы никто их не открывал. Но и без запаха хлеба рассвет пьянил. Для предстоящих изысканий Мерлин должен был умудриться не замечать лип, пруда, опавших листьев с грибами, кошачьей мочи, подгнивающих яблок, иными словами – весь сад.

Явив

недюжинное смирение, он опустился на четвереньки и втянул запах того, что осталось от Северного крыла. Он перечислял себе под нос все, что различал: «вино, мыло, пепел, уголь». Он не только чуял в этих пропеченных зноем и омытых ливнями руинах неуловимое, но и разделял каждый запах на составляющие. «Сыр… козий… с зеленым луком…» Это было попросту невероятно. Он провел в подобных изысканиях уже немало времени, как вдруг резко отпрянул на месте бывшей комнаты Сидры.

– Ох! Какое испытание, сир! Какое испытание!

– Простите меня, мэтр Мерлин.

– Здесь кровь, ваше величество. Смерть. Животная смерть и человеческая кровь.

– Нам известно о случившемся здесь.

– Однако не могу сказать, что это меня успокоило, сир. Здесь нечто хуже крови… Здесь… Вы когда-нибудь чуяли человеческий страх?

– Страх?

– Да, сир. У страха есть запах. Как и у злости. И у любви тоже, говоря к слову. Но тут… Тут я чувствую запах… необычайной силы.

– И что же это?

– Не представляю, сир.

Парфюмер растерянно покачал головой.

– Надо же было случиться, чтобы перед моим королем я впервые встретился с запахом, которому нет имени!

– Многому в этой части дворца не было имени, мэтр Мерлин. Не волнуйтесь. Прошу вас, продолжайте.

Парфюмер продолжил свой труд. Рассвет беспокоил его: вскоре его могут увидеть в такой неприглядной позе. Вон уже садовник, обрезавший смородину, остановился поближе к развалинам, чтобы поглядеть на происходящее. Бенуа же не думал ни о чем, кроме завтрака. Он пробрался в кухню, обманув Симона («А ну посторонись, меня король послал»), и принес целый поднос пирожных, от которых Мерлин с раздражением отказался.

Опечаленный Бенуа отошел к чудом уцелевшему стрельчатому окну. Будни теперь все чаще огорчали его. Манфред еще не простил опоздания на сбор в прачечной наутро после равноденствия, его грязных ногтей, мятого платья и шишки на лбу. Выговаривал ему по всякому поводу. Бенуа кисло разглядывал пирожные, когда парфюмер вдруг указал на каменную плиту на полу:

– Здесь.

Плита эта располагалась в бывшей гардеробной Жакара, в десяти шагах от уже замурованного хода. Тибо потрогал ее носком ботинка. И ничего особого в ней не нашел.

– Здесь? Вы уверены?

– Совершенно, сир. Я почувствовал губой дуновение, так веет влажной землей.

На вид плита ничем не отличалась от прочих:

тот же бледно-желтый известняковый оттенок, так же отполирована веками. Однако, если присмотреться, текстура была другая. Тибо нагнулся потрогать ее и убедился, что материал скорее напоминает пемзу. Она сточилась бы куда быстрее остальных, но поскольку находилась в глубине гардероба, никто на нее не ступал. Коснувшись ее, он заметил еще более удивительную вещь: в самом центре на ней было вырезано изображение. Как будто башня с зубцами, размером с большой палец.

– Поднесите губы вместо руки, сир, – посоветовал Мерлин.

Тибо встал на четвереньки. Парфюмер, чтобы не возвышаться над монархом, чуть не лег на землю.

– Ничего не чувствую.

– Значит, слишком много думаете, сир. Нельзя думать и обонять одновременно. Это один из базовых законов моего ремесла.

– Что ж, пролейте свет, мэтр Мерлин. Покажите, где вход.

Парфюмер указан на щель по краю плиты. Он сдул сор и пыль, и зазор показался вдоль всей ее длины. Тибо ударил плиту двумя кулаками, потом встал и топнул ногой. Та не шелохнулась. Ничего удивительного. Зная Флорана, надо было искать потайной механизм.

Тибо попросил садовника, все еще наблюдавшего за происходящим, принести кирку и мотыгу.

– Сию минуту, сир.

– Не уверен, сир, по поводу кирки с мотыгой… – вежливо возразил Мерлин, как только садовник удалился.

– У вас есть мысли лучше?

Парфюмер соединил подушечки указательных пальцев под носом и, прикрыв глаза, погрузился в полутранс, отчего между век остались видны лишь белки.

– Сир, – вклинился Бенуа, – наш гость может утомиться. Я принесу кресло? Чтобы он смог отдохнуть?

Тибо оглядел слугу, его гладко зализанные волосы, безупречную ливрею и неуместные пирожные. Как бы от него избавиться?

– Бенуа, – начал он, – я забыл, что ты еще заботишься о моем кузене Филиппе. Знаю, он встает поздно, но у тебя все равно наверняка с ним много работы. Можешь идти, о мэтре Мерлине я позабочусь сам.

Поколебавшись немного, Бенуа ушел, поскольку Филиппу он действительно скоро понадобится. В тот же миг парфюмер развел длинные пальцы и проговорил:

– Плита не обязательно приводится в движение собой же.

– Занятно, – раздался за их спинами знакомый голос.

Это был капитан. Он явился прямиком из сторожки, растрепанный, с камзолом через плечо и с жесткой щетиной на лице. По пути он совершил налет на поднос Бенуа и теперь дожевывал на ходу слойку.

– Не подумали взять с собой фонарь, сир?

– Нет, капитан, взял только нос.

Гийом повернулся к знаменитому обладателю исключительного нюха.

– Мэтр Мерлин, я Гийом Лебель, – поздоровался он и, вытерев ладонь о штаны, протянул ее парфюмеру.