Прощание
Шрифт:
Чтобы затащить его, Овид с Симоном свесились в пропасть по пояс. До чего же он был тяжелый! Слишком высокий, слишком крепкий для таких пируэтов. Однако вскоре он внезапно полегчал. Видимо, нога нащупала-таки опору. Наконец Лукас вылез. В двенадцать рук они оттащили его на твердую землю, подальше от края. Лукас лежал в пыли и не двигался.
– Что-то вы тяжеловаты стали, доктор Корбьер, – заметил Тибо. – Со мной на днях поделились одной диетой…
– Ох, Тибо! Оставь его в покое, – отрезала Эма и присела на корточки. – Лукас, ты что-нибудь нашел?
Он показал ей руку.
–
– Палец? – скривился Овид.
– Значит, он спускался в грот, – подытожил Тибо.
– Да, сир, но теперь грот затоплен, – сказал Лукас, – там никого нет.
– Может, он упал, когда лез вверх, – предположил Овид.
– Нет, – хором ответили Эма и Лукас.
– Прекрасно, – сказал Тибо, уперев кулаки в бока; и, обернувшись на желтеющий зарей горизонт, повторил про себя: – Прекрасно.
По крайней мере, теперь он знал наверняка: смерть Жакара продлилась не дольше, чем его изгнание.
30
– Вылитый клещ.
Так Тибо закончил свой рассказ Гийому. И это был единственный возможный вывод: Жакар вцепился в королевство намертво, так что не стряхнешь. Отплыв в изгнание, он обнаруживался на острове. Побежденный на поединке – оставался в живых.
– Ты ведь знаешь, – продолжал Тибо, – клещи ввинчиваются головой в тело жертвы. Сперва их нужно залить маслом, чтобы они начали задыхаться. И когда они высунутся наружу, ища воздух, их выкручивают. Осторожно, но решительно.
Тибо на примере булочки показал как. Он проспал до вечера и теперь завтракал на закате. Мышцы слушались неохотно, кости будто размякли, но, как и прежде случалось наутро после жестокого шторма, голова была на удивление свежей.
– И как этот клещевой метод применить против твоего брата? – спросил Гийом.
– Ну, начнем с масла, то есть обложим его со всех сторон. Пока что никто, кроме советниц, не знает, что он на острове. Нужно объявить об этом во всеуслышание. И мало того: нужно официально обвинить его в убийстве Альберика и Клемана. Нужно рассказать об отравленной погремушке для Мириам, ведь она была явно от него. О том, как он чуть не занес эпидемию холеры на остров. О нападении на Блеза. Пусть люди знают, что речь идет об убийце и что его псина – чудовище. Нужно развесить объявления о розыске, установить награду тем, кто его найдет, наказание тем, кто поддерживает, и найти способ за ним проследить. К слову, как там с подземными ходами? Скоро засыплют?
– Скоро, да, только… Тибо, послушай. В том, что ты говоришь, есть логика, все это даже напрашивается. Однако, продолжая твою аналогию, может случиться, что Жакар наоборот зароется еще глубже. Его будет не отыскать. Так что чем душить его, не лучше ли выманить на поверхность?
– Как? – спросил Тибо с набитым ртом.
– Например, инсценировав твою смерть.
Тибо поперхнулся.
– И как я умру, скажи на милость? – прокашлял он, стуча себя по груди.
– Подавившись хлебом, – ответил Гийом, как следует хлопнув его по спине.
– Да ну тебя, Лебель.
– От последствий ранения. Жакару польстит,
Тибо еще кашлял, мышцы живота болели, ребра ломило, но мысль уже завертелась в голове. И была она отнюдь не плоха. Вот только правдоподобна ли? Нужно будет разыграть все тщательнейшим образом и с минимумом действующих лиц. Лукас мог бы констатировать смерть. Если в завещании запретить устраивать бдение, то тело никто больше видеть не сможет. Тибо придется где-то спрятаться. А Эме – принародно изображать горе. Какие последствия? Совет будет распущен. Двор разбредется. Герцог Овсянский соберет чемоданы. Жакар не станет ждать двенадцать дней и придет занять трон, где его будет поджидать Гийом во всеоружии.
Однако был один подводный камень, который Тибо хотел сохранить в тайне: письмо к Фенелону. Как только новость о его кончине достигнет Бержерака, Фенелон снарядит боевой флот, чтобы захватить Краеугольный Камень. И раньше чем уловка раскроется, всюду начнется хаос: на море, на суше и даже за пределами вод королевства. Конечно, можно попытаться известить Фенелона об этой хитрости, но, с одной стороны, времени у них в обрез; а с другой, любое послание может затеряться или попасть не в те руки, не говоря уже о том, что вся эта постановка рискует подорвать доверие к королевству Краеугольного Камня в глазах других стран.
– Нет.
– Почему?
– Скажем, я не готов умирать.
– Но ты ведь тут же воскреснешь, тебе не привыкать.
– Нет, Гийом. И у меня есть на это причины. Лучше усилим оборону. Укрепим дворец сверху донизу.
Капитан вздохнул. Разумеется, он должен поддерживать решения короля, особенно когда они выглядят разумно, здраво, прагматично.
– Стражники уже тренируются вовсю, – прибавил Тибо. – Бове ходит вон, хвастается в свои длиннющие усы. Теперь, похоже, их надо «мушкетерами» звать. Увеличим их число. Пусть охраняют все входы, все этажи и сад до самого холма. Защитим канцелярию и канцлера. Я как раз недавно придумал совершенно особенный затвор для сокровищницы. Мне только нужен мастер по замкам, ювелир, инженер и еще Агнес, наша ваятельница.
– Раз твой затвор такой непростой, его впору в сокровищницу упрятать, а не снаружи вешать… – трезво заметил Гийом.
– Подожди, все увидишь. Словом, капитан, нам в любом случае нужно сделать из дворца то же, что мы застали, вернувшись из плавания. Крепость. Помнишь?
– Да уж, помню.
Гийому всегда претило представлять Краеугольный Камень таким, как другие королевства: вооруженным до зубов, из страха загородившимся ото всех.
– Ты, Тибо, раз на то пошло, и крепостную стену построишь?
– Нет, капитан. Никаких стен. Это уродливо и решительно не подходит для нейтрального королевства. Как и для моего архитектурного наследия.
– Я уже в курсе. Башня Дордонь, да? Место для отдыха, если для него когда-нибудь настанет время.
– Еще настанет. А пока что распространим стражу и на провинции. Пусть советниц сопровождают всюду, вплоть до дома, и везде, где можно, ходят вооруженные патрули. В порту продолжим проверять каждое судно, бросающее в заливе якорь. И на каждом высоком мысе построим по дозорной башне.