Прощай, Анти-Америка!
Шрифт:
— Здравствуй, Кит, — волнуясь, сказала она мне, как будто хотела, чтобы я помог ей разрядить напряжение, как уже сделал однажды. — Здравствуй, Пип, — обратилась она к Пипу.
Наступил неловкий момент; они явно не знали, следует ли им поцеловаться, или обменяться рукопожатием, или вообще ничего не делать. Они выбрали последнее.
— Поздоровайся со своим отцом, — сказала Джуди, наклоняясь к мальчику, который никак не хотел отпустить ее руку.
Это прозвучало настолько нелепо и беспомощно, — а тут еще мальчик отказался
— Я не люблю кофе со сливками, — сказала Джуди, — но чашечку выпью.
Зачем она приехала? Все мы задавали себе один и тот же вопрос. Мне было жаль Пипа, который вежливо расспрашивал ее о здоровье и делах, стараясь не выдать волнения от встречи с сыном. Мальчик льнул к матери, и она раздраженно сказала ему (хотя потом перед ним извинилась):
— Не липни, Лестер. Сядь на стул.
Я понял, что нужно оставить их одних. Эйлин под каким-то предлогом ушла на кухню, Моника же явно решила сидеть до конца. Но как только я встал, Пип в страхе остановил меня:
— Останься, Кит.
— Я хотела поговорить с тобой наедине, Пип, — сказала Джуди.
— Нет! — сильно волнуясь, воскликнул Пип. — Это не совсем удобно.
— Но…
Моника не выдержала. Она вскочила со стула и бросилась в дом. Заметив, что я хочу последовать за ней, Пип сказал:
— Если ты уйдешь, Кит, я тоже уйду.
— Ну что ж, нет так нет, — с горечью сказала Джуди. — Переживем. Просто я хотела, чтобы ты знал, Пип, что Лестер должен сказать тебе очень важную вещь, и я хотела просить тебя быть к нему… великодушным.
— Великодушным? — Я почувствовал, как натянулись все его нервы. — Великодушным — в чем?
— Пожалуйста, постарайся понять его, — сказала Джуди. — Это все, о чем я прошу.
Пип громко и неестественно рассмеялся.
— Ну хотя бы поговори с ним наедине, — умоляла она.
Пип отрицательно покачал головой.
— На такой риск я не могу пойти, — сказал он.
Она слегка передернула плечами, как будто от боли или отчаяния. В этот момент вернулась Моника, и Джуди ничего не оставалось, как уехать.
— Ты не отвезешь меня? — спросила она Пипа.
Моника выпрямилась.
— Нет!
— Ну, пожалуйста…
— У него нет паспорта, нет визы на проживание во Франции и нет водительских прав, — не без удовольствия сообщила ей Моника. — Если полиция задержит его, как вы думаете, что произойдет?
Джуди закусила свою бледную нижнюю губу, и тогда я сказал, что отвезу ее. За всю дорогу она не проронила ни слова и, лишь выйдя из машины, сказала с горечью, как будто Пип не оправдал ее ожиданий:
— Он изменился, правда? Очень жаль.
Я уехал, не отважившись что-либо сказать ей.
Не помню, как мы провели остаток дня, помню только, что все ужасно обрадовались, когда наконец
— Здравствуй, Пип, — громко и сердечно произнес Террада.
— Здравствуй, Лестер, — ответил Пип.
Я чуть не рассмеялся, глядя, как они обмениваются вялым рукопожатием. Дора, которая была в этом спектакле режиссером, обняла их за плечи и торжественно проговорила:
— Ну, слава богу!
Слава богу — за что?
Террада превратился в огромного, неповоротливого толстяка. Лицо его было все в складках, пухлые пальцы напоминали сосиски. Несмотря на мятую рубашку, он производил впечатление человека, имеющего большой вес в политических кругах. Его уверенность поразила меня; я по наивности ожидал, что он смутится, встретившись со своей жертвой лицом к лицу.
Но смущения не было и в помине: он окружил себя такой толстой, прочной стеной, что сквозь нее ничто не могло проникнуть. Его беспокойные глаза, казалось, никого не видели; он не говорил, а вещал, обращаясь в пространство, будто там ловили каждое его слово. Он грузно опустился на стул, заполнив его своей массой, и с глубокомысленным видом принялся рассуждать о европейской политике, генерале де Голле, о германской проблеме, об американском флоте в Средиземном море — и все это у него оказывалось вывернутым наизнанку.
Неужели этим разговором все и кончится?
Наверное, Террада ждал возможности остаться с Пипом наедине. Но сам ничего предпринимать не собирался, видимо, надеясь, что об этом позаботится Пип. Пип же сидел и молчал. Правда, Дора время от времени пыталась втянуть его в разговор, но он отшучивался и снова замолкал.
Тогда Джуди привела сына; он подошел к Терраде и прислонился к его колену. Террада обнял мальчика своей огромной, толстой рукой, даже не взглянув на него, и продолжал разглагольствовать. Я посмотрел на Пипа. Но он сидел, вытянув ноги и поигрывая стаканом вина на своем животе, и смотрел в потолок.
— Словом, нездоровая сложилась обстановка, — заключил Террада. Он говорил о положении в Италии.
Я же отнес эти слова к обстановке в гостиной у Доры, к отношениям между отцами и сыном.
К счастью, в этот момент Дорина кухарка мадам Лотта пригласила всех к столу.
— Сначала два первых блюда, — сказала Дора, когда мы уселись, — а потом мой любимый морской окунь. Вот такой… — Она широко развела руки, показывая размеры рыбы.
Морского окуня начинают обычно готовить за десять минут до подачи на стол, пока едят суп. Мы почти справились с первыми двумя блюдами, как вдруг появилась мадам Лотта и спросила у хозяйки, где рыба.