Прощай, невинность!
Шрифт:
— Ты должна все же попытаться рассуждать здраво, — продолжала Сюзанна почти в истерике. — Я нашла пару в Бостоне, это вполне состоятельные и респектабельные люди, и они с радостью удочерят ее. Если бы ты осталась в Париже, ты бы уже получила мое письмо. Все устроено, Софи, это…
— Убирайся! — заорала Софи. — Убирайся вон! — Одной рукой прижимая к себе плачущего ребенка, другой она схватила затейливый канделябр и швырнула его в Сюзанну. Она промахнулась, и канделябр, с силой ударившись в стену, сорвал шелковую обивку. — Вон отсюда! — еще раз выкрикнула
Сюзанна позеленела от страха.
Софи всхлипнула, чувствуя, как ее охватывает бешенство.
Сюзанна резко повернулась и выбежала из спальни.
— Софи!
Софи баюкала Эдану, захлебываясь от рыданий. Она подняла голову и посмотрела на вошедшую в комнату Рашель.
— Мы уходим отсюда.
— Уверена, твоя мать не будет настаивать против твоего желания.
Софи, охваченная жаром, облизнула губы.
— Будет. — И снова заплакала. — Она даже не взглянула на малышку, ни разу. Мы должны уйти. Немедленно!
Рашель кивнула. Она была бледна, словно привидение. Но и Софи выглядела не лучше. Лишь Эдана ни на что не обращала внимания, потому что, наевшись, заснула.
Софи выглянула из гостиничного окна. Рассвет едва занимался над городом, но улицу внизу никак нельзя было назвать пустынной. По ней катили в тележках молочники и бакалейщики. Пронесся на велосипеде мальчишка-газетчик, проехали два конных полицейских на великолепных гнедых. Где-то неподалеку громко залаяла собака.
Софи так и не сумела заснуть. Чудовищная стычка с матерью снова и снова всплывала в ее памяти. Ей даже в голову не приходило, что Сюзанна до сих пор считает необходимым отдать Эдану в чужие руки. Софи страдала от горькой боли в сердце, она чувствовала себя преданной, хуже того, она боялась.
Все ее чувства, все инстинкты чрезвычайно обострились с тех пор, как она стала матерью. Она бы насмерть дралась за свое дитя, если бы потребовалось. Она понимала, что до этого дело не дойдет, но все внутри нее кричало об опасности, о необходимости ее избежать… Софи знала, что ей не жить, если ее разлучат с дочкой.
Она уже потеряла одну любовь, и с нее этого достаточно. Эдану она не потеряет.
Софи передернула плечами и прижалась носом к холодному оконному стеклу. Где-то сейчас Эдвард? Софи почти не сомневалась, что он уже на пути в Нью-Йорк. Если бы только она могла выйти за него замуж, если бы он любил ее… Потом Софи подумала, что ей нужно как-то пережить боль, причиненную жестокостью матери, ее чудовищным предательством.
Софи чувствовала себя диким зверьком, загнанным в угол, почти уже угодившим в ловушку. Это казалось почти непостижимо, но мать превратилась в ее врага, и Эдвард стал ее врагом тоже. Он наверняка будет искать ее в Нью-Йорке. И хотя Софи сбежала от него по вполне понятным причинам, он все же имел право найти ее. Он ведь отец Эданы. И Софи понимала, что ей надо подготовиться к предстоящим сражениям. Она должна быть готова к тому, чтобы убедить Эдварда отказаться от намерения жениться на ней и дать Эдане свое имя.
Внезапно Софи засомневалась, правильно ли она
Но Софи слишком хорошо знала, что погубит себя, что душа ее увянет и высохнет, если она выйдет за Эдварда под давлением обстоятельств. Каждый раз, когда он будет возвращаться домой от другой женщины, она будет невыразимо страдать, и эта агония будет длиться вечно. Каждый день, проведенный вместе с ним под крышей фальшивого дома, станет ножом, повернутым в ране…
Софи просто не знала, что ей делать.
Как ей противостоять Эдварду и матери? Ведь как бы ни было чудовищно предложение Сюзанны, все же она не сомневалась, что действует во благо своей дочери. А Софи не помнила, чтобы ей хоть раз удалось переспорить мать, если та была убеждена в своей правоте. Но на этот раз она должна победить. Однако она уже так устала, а сражение едва начиналось… и сразу на два фронта.
Рашель пошевельнулась, вздохнула и села.
— Софи? Ты что, совсем не спала?
Софи посмотрела на широкую кровать, предназначенную для них троих.
— Нет.
— Ох, бедняжка, — пробормотала Рашель. А потом спросила: — Что мы теперь будем делать?
Софи уныло взглянула на подругу:
— Думаю, мне следует поговорить с Бенджамином. Уверена, он не поддержит мою мать. Может быть, он уговорит ее, заставит передумать?
Рашель вспыхнула от гнева:
— Удивляюсь, что тебе вообще хочется возвращаться туда.
Софи посмотрела на Рашель и, стараясь ничем не дать понять, насколько она встревожена, спокойно сказала:
— Я должна. У нас очень мало денег, Рашель.
Бенджамин закрыл дверь своего кабинета. Софи заметно нервничала, хотя Ральстон и не позволил Сюзанне участвовать в их разговоре. Он сел за письменный стол. Софи опустилась в большое кожаное кресло напротив него, крепко вцепившись в подлокотники. Сюзанна успела одарить дочь мрачным предостерегающим взглядом. Софи все поняла. Этот взгляд означал, что Софи должна прийти в себя и поскорее уступить матери.
Вчерашнее потрясение и горе немного утихли. Но их место занял гнев.
— Твоя мать рассказала мне обо всем. Думаю, ты немного погорячилась.
Софи сдержанно кивнула.
— Сюзанна хотела присутствовать, но она сейчас просто в смятении, так что я подумал — нам лучше поговорить наедине. И немедленно.
Софи снова кивнула.
— Думаю, я понимаю, как тебе трудно. Оказаться невенчанной матерью в твоем возрасте… — Его карие глаза прямо смотрели на Софи, и в них светилась доброта. — И я полагал, когда ты покидала Нью-Йорк в прошлом году, что вы с матерью уже решили: отдать ребенка — наилучший выход.