Прощай, Византия!
Шрифт:
— Тогда вообще ничего не стыкуется. Получается, что убийца не мог пробраться в машину тайком и спрятаться. Значит, она все же посадила его сама. И потом… Никита, раз ребенок был в момент нападения в машине, выходит, он видел убийцу?
— Видел. Другое дело — сможет ли он его узнать?
— А где этот Лева Абаканов сейчас?
— Семья, точнее, старший брат Евдокии — Константин забрал его.
— Брат? А где ее муж? — спросила Катя.
— По нашим данным, она вот уже два месяца как разведена.
— Кто-то из их семьи был здесь, в управлении? Вы
— Я разговаривал с ее братом Константином. Допросом это вряд ли можно назвать. Мы — он, я, Ануфриев — вместе были у шефа. Это дело уже взято на особый контроль прокуратурой, министерством, ну и, как видишь, Лубянкой.
— Потому, что жертва — внучка Ираклия Абаканова?
— Возможно, не только поэтому.
— То есть?
— У меня куцая информация. — Колосов криво усмехнулся. — Пока Ануфриев спускает нам сюда в розыск ровно столько, сколько считает нужным.
— Господи, но ведь этот самый Ираклий Абаканов уже полвека как покойник! — воскликнула Катя. — И вообще, он признан виновным в организации репрессий, незаконных арестов, фабрикации уголовных дел. Не покончи он с собой тогда, в пятьдесят четвертом, его бы наверняка судили. И до сих пор его никак не оставят в покое. Столько пишут всего. Вон Вадик мой мемуары Судоплатова читал.
— Для некоторых контор полвека — это не срок. Абаканов был шеф контрразведки, потом министр госбезопасности. Такие покойники, даже не реабилитированные Генпрокуратурой, — это особые покойники. И входить в контакт с ними и с их потомством не всякому доверят.
— Ты несешь какую-то чушь. Входить в контакт с покойником — вы что, на пару с Ануфриевым устроите спиритический сеанс: дух бывшего министра госбезопасности, явись нам!
— Если бы он явился, от нас бы только клочья полетели, Катя. — Колосов хмыкнул. — Я неверно выразился, а ты не правильно поняла. Чтобы ты правильно поняла, излагаю суть дела дальше. Значит, беседовали мы с братом погибшей Константином Константиновичем. В шоке он был, конечно, горевал. Не так чтобы головой об стенку бился — нет, все вроде в рамках приличия. И сам вполне приличное производит впечатление. Деловой такой. Кое-что, самую малость, несмотря на свое горе безутешное, он нам поведал. — Он сказал, как его сестра вместе с сыном могла оказаться ночью на дороге?
— Вот как раз этого он нам и не сказал. Но мы узнали от него телефон и фамилию ее прежнего мужа. Это некто гражданин.., черт, записано у меня, куда-то запись дел.., ладно, потом найду, скажу тебе. Ну, и кое-что рассказал нам об их семье.
— Надо было сразу вызвать сюда ее мать и отца, а не брата, — сказала Катя.
— Мать его и ее давно умерла, еще в семидесятых. Отец, Константин Ираклиевич, — это тот самый, что остался в далеком пятьдесят четвертом сиротой, тоже, оказывается, три месяца, как скончался. Константин-младший сказал нам: скоропостижная смерть, тромб оторвался. Молодой сравнительно еще был мужик — пятый десяток разменял.
— И что, больше никаких родственников не осталось?
— Полно у них родственников. Константин нам сказал, что у
— Подожди, я окончательно запуталась. Ты вот сейчас сказал — наследники. А что, там есть что наследовать?
— Есть. И немало вроде бы, даже по самым скромным подсчетам. Дед ловил шпионов, сажал врагов народа. А вот сын его имел талант к другим вещам. Как первую половину жизни он прожил, не знаю, а вот вторую — явно с большой пользой для себя. В последние десять лет он
Успешно занимался бизнесом, возглавлял ряд компаний. Сколотил капитал. Основа его — контрольный пакет акций горно-обогатительного комбината в Анжеро-Судженске. Город такой есть, Катя, почти что Рио-де-Жанейро.
— Это называется — «ты будешь олигархом»?
— Очень возможно, но…
— Что — но?
— Да не знаю я, Катя. Не знаю пока. Все еще покрыто туманом, кроме трупа в машине. И единственного свидетеля убийства — четырехлетнего мальчишки.
— А эта монета? — спросила вдруг Катя, кивая на стол.
— Пока это только улика, изъятая с места происшествия. Неразъясненная улика.
— Ну, хорошо, а все же зачем тебе в этом деле потребовалась Нина Картвели? Ведь ты и меня — я чувствую — втягиваешь в это дело, чтобы я помогла тебе ее привлечь.
— Я тебя втягиваю? Да я помощи прошу.
— В чем?
— Позвони Нине сейчас, найди ее. Пусть приедет сюда.
— Зачем? Никита, ты вспомни Май-Гору, весь тот кошмар, что Нинке там пережить пришлось. Ей вот так тогда хватило. А ведь она тогда ребенка ждала.
— Все забывал спросить — кто родился-то?
— Мальчик. Гогой зовут.
— Мальчик — это хорошо. Вообще, хорошо, что она мать, что с детьми умеет обращаться. А то, что она к этому В придачу детский врач, — хорошо втройне. Лучшего варианта и не подберешь в таком щекотливом деле.
— Нина — детский стоматолог, — сказала Катя.
— Стоматолог? Черт… А я-то думал… Ладно, сойдет. Это не суть важно. Все равно ведь детский. А чтобы детей уговорить зубы лечить, такую психологию порой надо развести — закачаешься.
— И что ты опять плетешь? — вспылила Катя. — Чувствую, что какая-то жуткая авантюра! Объясни толком, иначе не буду тебе помогать.
— Дело в том, что семья Абакановых-Судаковых ищет хорошего детского врача, чтобы тот в ближайшие недели постоянно находился возле ребенка. А нам позарез нужно доверенное лицо, толковый конфидент — там, в их среде, потому что без объективной информации мы ситуацию по этому делу не проясним, а лишь запутаем.