Прощай, Византия!
Шрифт:
— Ехала бы к родителям. — К ее креслу подошел Федор. Его взгляд был устремлен на ее выпуклый живот. — Тебе просто страшно.
— Ты сам вот попробуй, роди. Я погляжу, будет тебе страшно или нет. — Жека взяла у Ираклия бокал с коньяком. — Это мне много. Этот возьми себе, а мне плесни один глоток.
— Два глотка. — Ираклий щедро плеснул. — Да, Федюня, ты вот сам попробуй роди. Слабо? А, да ты только об этом и мечтаешь, по-моему.
— Отвяжись ты от меня. — Федор забрал у него бутылку, налил себе полный бокал и залпом выпил.
«Видела бы это Варвара Петровна», — ужаснулась Нина.
— Если этот бесконечный
— Девки.., ау, сестренки, сестреночки. — Ираклий хлопнул в ладоши. — А хотите, прямо сейчас махнем в «Пропаганду» на всю ночь, там диджей новый, или нет, лучше поехали в «Вудсток».
— А что люди скажут? У них сестру зарезали, а они в клубе отрываются? — спросила Зоя.
— Да какие люди-то? Кто чего скажет? — хмыкнул Ираклий. — Всем наплевать.
— Это тебе наплевать. — Зоя встала. — Ты ведешь себя как.., как настоящая скотина. Как скот бездушный. А ведь она.., а ведь Дуня.., ты вспомни, сколько она тебе добра сделала. Мать тебе, по сути, заменяла, когда ты был мальчишкой… И потом позже, ты вспомни, когда ты грязный, пьяный, с мордой своей наглой, в кровь разбитой не к отцу сюда, а к ней домой являлся, разве не она тебе ссадины твои лечила, обрабатывала? А кто с тобой по всем врачам в ЦИТО таскался, когда ты ногу сломал?
— Упал с мотоцикла неудачно, подумаешь. И я ее заботиться о себе не просил, она сама…
— Она-то сама. А ты.., ты сволочь порядочная. — Зоя топнула ногой. — А теперь, когда она мертва, ты тащишь всех в клуб!
Ираклий поставил бутылку на каминную полку.
— Да ладно тебе, Зойка, я пошутил.
— Так по-скотски не шутят.
— Я сказал, что пошутил. И все, баста. Что, Ирка, ушки свои розовые навострила? Старшие ругаются — малявкам кайф, да? — Ираклий щелкнул Ирину по лбу, она тихо взвизгнула, ударила его по руке. — Ни в какой «Вудсток» мы, конечно, сегодня не поедем.
— А завтра? — спросила Ирина.
— И завтра, скорей всего, тоже.
— Тоже мне, строит из себя скорбящую Ниобею. — Ирина, выказав похвальное для своего юного возраста знакомство с греческой мифологией, покосилась на Зою. — Еще нотации читает. Думаешь, не знаю, куда ты вчера после церкви моталась? В студию к Анхелю своему? Танго танцевать?
— Танго — это другое дело, — гордо ответила Зоя.
— Другое дело? — Ирина тряхнула мелированными волосами. — Ни фига себе.
— Танго есть танго. Его танцуют всегда, даже после смерти тех, кого любишь. — Зоя встала перед сестрой. — Вставай.
— Чего?
— Вставай, я тебе покажу. Это тебе не в клубе задницей трясти и не на мопеде гонять.
— Пошла вон. — Ирина отвернулась.
— Зоя, покажи мне. — Федор швырнул пустой бокал на кожаный диван, коньяк ударил ему в голову. — Ирка, организуй нам музыку.
— Еще чего.
— Давай, шевелись, — усмехнулся Ираклий. — Ты ж сама только что от тоски дохла. Итак, мадам и мсье, леди и джентльмены, первая часть марлизонского балета.
Упрямая
— Ко мне, — скомандовала Зоя, и ее младший брат-школьник, вытянув руки, бросился к ней со всех ног. Двигался он смешно. Что-то нескладное и трогательное было в его щуплой подростковой фигуре, облаченной в потертые джинсы и теплый толстый свитер с оранжевым солнышком на груди.
— Только ты веди сама, — попросил он смущенно.
— Стой прямо, не горбись, следи за осанкой. Раз, два, на счет «три». — Зоя поправила его руки, повернула его голову за подбородок в профиль и…
Танго. Они танцевали танго в гостиной под взглядами семейных портретов. Зоя вела, как мужчина. Ее брат был в ее руках, как воск и как женщина — проход, поворот, пируэт, изгиб. Она вертела им, как послушной куклой. Он подчинялся. «Ногу выше», — командовала она, и он поднимал свою ногу в джинсах и клал ей на бедро. Неуклюже, однако очень прилежно и очень страстно выгибался назад, открывая взору свою мальчишескую тощую шею с выпирающим кадыком. «Темп быстрее, не спи, скользи». — И он по команде сестры, двигавшейся изящно, властно и плавно, скользил: на нем были только носки, свои модные кроссовки он скинул в углу, едва лишь зазвучали первые такты музыки.
— Давай, давай, учись, — смеялся Ираклий. — Сам же знаешь, Федя, когда-нибудь тебе это в другой твоей жизни пригодится.
Нина сверху созерцала это странное танго, где мужчиной-танцором была девушка, а ее «партнершей» — худенький женоподобный паренек. Внезапно она услышала чье-то прерывистое дыхание. Она быстро оглянулась и.., не увидела никого. Посмотрела вниз: рядом с ней, цепляясь за перила лестницы, стоял маленький Лева Абаканов. Он смотрел на своих родных дядей и тетей. И на этот раз его взгляд не был отрешенным или бессмысленным. Он реагировал. Он видел все, что происходило там, внизу, под громкие вкрадчивые звуки аргентинского танго.
Глава 15. ШАХМАТИСТ
— Впервые посещаю такое учреждение, как ваше.
— А я впервые беседую с профессиональным шахматистом. — Никита Колосов откровенно разглядывал сидевшего напротив него Марка Гольдера. Проверка Красного Пионера, весь этот поисковый аврал закончились самым обыкновенным телефонным звонком: Колосов позвонил бывшему мужу Евдокии Абакановой и пригласил его на беседу в управление уголовного розыска. Гольдер ждать себя не заставил. Колосов ожидал увидеть какого-нибудь этакого зануду в очочках — ужасно заумного, много о себе воображающего, — отчего-то именно так он представлял себе шахматиста-гроссмейстера, но муж Евдокии Абакановой оказался крупным костистым парнем простецкого вида, с большими руками, сутулым, худощавым, но даже на вид весьма жилистым и крепким.
Первое, на что обратил Колосов внимание, — это на его черный канадский свитер. В машине Абакановой было изъято несколько волокон черного цвета, и у Колосова уже имелось заключение экспертизы о том, что эти волокна — не что иное, как шерсть с добавлением лайкры. «Прямо сейчас, здесь, что ли, свитер у него изымать для получения образцов, — думал Колосов, разглядывая фигуранта. — А что, слабо? Ну-ка, гражданин, без пяти минут шахматный король, позвольте-ка ваш стильный прикид для сравнения?»