Прощайте, серебристые дожди...
Шрифт:
Сентябрь — самый неверный месяц в этих краях. То, смотришь, погожий день всем на зависть, то заладит дождь, только держись.
С утра была теплынь, пригревало, точно в августе, небо яснее ясного, никаких туч. К обеду негаданно нагрянул ревун-ветер, приволокший на своих могучих плечах набухшие тучи. Они ходили над головой, словно тяжелые бомбовозы. Как только тарарахнул гром, небо опрокинуло на землю ливень.
За несколько минут преобразилась партизанская база. Самая трудная доля, само собой разумеется, выпала караульной команде, несущей охрану лагеря. В такое ненастье ничего не стоит проглядеть вражеского лазутчика. Никакого уюта не сулит густая пелена дождя с пронизывающим ветром. Но служба есть служба! Разве легче тем, кто в этот миг подползает к железнодорожному полотну, чтобы под носом у вражеских патрулей заложить мину? Или солдату, который мокнет в окопе?
Тот, кто был сегодня свободен от нарядов или боевой операции, зябко поёживался в сухих шалашах при мысли о том, каково-то их товарищам под таким дождём,
В командирском шалаше тлел костёр, невидимый для воздушного разведчика. Командир и комиссар ожидали возвращения Туманова с Байгужиным, которые ушли на разведку и будто в воду канули.
Прошли все сроки, обговорённые с ними, а их всё нет и нет. Гадали и так, и эдак, пытаясь объяснить себе их задержку. Неужели опять провал?
— С ними ничего не могло случиться, — в который раз уверял командира и себя Любимов. — Вот-вот воротятся.
Оксана Белокурая молча подбрасывала сухие ветки в огонь, не поддакивая комиссару и не опровергая его.
Честно говоря, она пока не очень беспокоилась. Туманов — бывалый воин, выпутается из любого положения. Во всяком случае, до сих пор доверие оправдывал, не подводил.
«Подождем ещё часик, — решила она, — а там видно будет. Если и тогда не дадут о себе знать, придется послать на выручку Любимова».
Ливень продолжал бесноваться.
«Из-за непогоды наверняка отменят вылет самолётов, а это очень осложнит положение. Под носом у противника задерживаться опасно, но и уходить отсюда без боеприпасов и продовольствия нельзя. Последние донесения командиров рот говорят просто об отчаянном положении: на каждого бойца по десять патронов, а на весь отряд восемнадцать гранат. Это ниже голодной нормы. С такими боеприпасами и думать не смей принять серьёзный бой», — невесело думала командир.
Дождь лил и лил. Вскоре шалаш оказался вроде бы на острове, со всех сторон был окружён водой.
Час отсрочки, назначенный командиром, проходил в тягостном молчании.
Вдруг Любимов стремительно встал.
— Однако сидеть в неизвестности выше моих сил. Я пошёл. С собою возьму Мишу, как пообещал.
— Лады, — быстро согласилась Оксана Белокурая. — В случае чего сразу дайте о себе знать.
Пока Сундуков принес плащ-палатку и автомат, пока явился во всеоружии Мишка-поваренок, прошло с полчаса… Ливень
— Не выручите табаком? — спросил пулеметчик, стряхивая с себя дождевые капли. — Без хлеба можно выдюжить, а вот без махорки пропадаем.
Комиссар полез за кисетом.
— Похоже, кое-что наскребем. Бумага-то есть?
— Сухой нема.
— На, держи! — протянул комиссар клочок газеты. Жадно затягиваясь дымом, он внимательно следил за тем, как пулеметчик озябшими пальцами медленно и торжественно сворачивал самокрутку.
— Туманов здесь проходил? — спросил комиссар.
— Здесь.
— Обратно не шел?
— Нет. При мне нет.
— И адъютант не возвращался?
— И адъютанта не видел.
— Со стороны большака никакой стрельбы не было слышно?
— При мне никто не пулял.
Перед ними лежала разбухшая и раскисшая земля, когда-то вспаханная, а сейчас заросшая травой. Болото и болото!
— Дальше нам елозить придется? — солидно спросил Мишка.
— Елозить, — кивнул Любимов и растянулся во весь свой, двухметровый рост, так что брызги во все стороны полетели.
Мишка замешкался. У него с плеча сползал вещевой мешок и не держалась на спине свернутая плащ-палатка.
— Ты скоро? Боишься пузо намочить?
Мишка бросился в лужу. Теперь терять нечего.
Месить грязь привыкаешь быстро, вроде бы всю жизнь только этим и занимался. Но вот что плохо — не смей лишний раз поднять голову. Демаскировался — значит, обрек операцию на провал. Да и жизнь свою под угрозу поставил.
Они передохнули лишь тогда, когда до домика лесника оставалось с полкилометра. До него, правда, еще кружить да кружить. Но хорошо уже то, что они преодолели самый опасный участок пути — проклятый большак.
— Устроим малый привал, — предложил Любимов, вытирая вспотевший лоб и стирая с лица прилипшие комья грязи.
Комиссар долго смотрел в бинокль, но ничего подозрительного не обнаружил. И тут раздался выстрел.
— Замри! — приказал комиссар.
Оба разведчика распластались на земле, до боли в ушах прислушиваясь, не повторится ли выстрел?
— Откуда, по-твоему, стреляли? — наконец спросил Любимов.
— Как будто из домика… Что, не так?
— Так… — подтвердил комиссар. — И ничего нам, брат, не остается, как ползти на выстрел.
Мишка кивнул. На выстрел так на выстрел! Комиссар проверил диск автомата.
— Твой заряжен? — спросил он.
— Как же иначе? Чай, не в гости идем.
— Тогда двинулись.
— Двинулись.
— За теми кустарниками я возьму правее, а ты левее, — прошептал комиссар. — Следи за мной и за домом. Понял?
— Понял.
— В случае опасности дашь знать. Свистеть-то умеешь?
— Свистеть-то! — расплылся в улыбке Мишка. — Можем!
— И вот еще что: ты страхуешь меня, если мне придется проникнуть в дом. Представляешь?