Прощение славянки
Шрифт:
– Тебе, Света, поручается ответственное задание – допросить судмедэксперта Веру Лапшину. Надо понять, чем ее подкупили и почему она составила явно ложный акт экспертизы.
В номере негромко играла музыка, по телевизору показывали концерт из Москвы. Юные дарования, которых штамповали на «Фабрике звезд», одинаковыми голосами пели очень похожие песни. Но приходилось мириться с музыкальным фоном.
Турецкий вспомнил даму с искусственными зубами, и его передернуло. Да что ж за люди такие, которые за деньги готовы пойти на всякую низость?
Обсудили
– Ну давайте, отводите душу, а то потом в номерах не поговоришь.
– Что ж нам теперь, на улице мерзнуть? Придется планерки на морозе устраивать, – недовольным тоном констатировала Светлана.
– Необязательно. Будем по очереди наши номера готовить к собраниям. Так же капитально, как нынче мой.
– Да-а, представьте, девушки, мои ощущения, когда Сан Борисыч ввалился ко мне и заявил: «Я – у себя, только не приходи, я спать буду». А сам мне записку тычет: «Сбор через десять минут».
– Ну надо же было создать видимость, что я один буду в номере, чтобы они не удивились тишине. Ведь по расчетам Певцева и его команды я должен был вас всех собрать и с гневом доложить, как я с каким-то дедом обсуждали то-то и то-то, а потом за нами была слежка, бандюки открыли стрельбу, но мы ее, хитрецы такие, пересидели там-то и там-то. А теперь пусть ломают голову, где я с вами устраиваю планерки. Ну ладно, если вопросов нет, давайте по койкам, а то у меня сегодня столько впечатлений было, голова кругом идет. Выходить по одному.
Комната опустела, Турецкий запер дверь, ключ оставил в замке, повернув его на пол-оборота, и повесил на ручку двери стул, зафиксировав его по диагонали, как рычаг. Если кто-то надумает его навестить, без шума не обойтись. Восстановил все «жучки» и позвонил в Москву. Как там его ревнивая жена? Ест себя поедом или остыла немного? Он очень рассчитывал услышать ее родной, нежный голос, но трубку долго не поднимали, наконец послышался заспанный голос Нины.
– Ой, папуля! – сразу проснулась она, заслышав его голос.
– Нинуля, солнышко мое, прости, что разбудил. Как дела? Как школа? Какие оценки? Как твой Дима? – засыпал ее вопросами любящий отец.
Ответ был конкретный, Нинуля вообще не любила распространяться о своих делах. Как будто она работала в секретных органах. Сказывалась отцовская школа.
– Все хорошо, школа на месте, оценки разные. Дима сволочь. Я с ним не разговариваю.
– Нинуля, доченька, да что же ты так выражаешься? – ужаснулся отец.
– Обычная женская оценка, мужики другой не заслужили.
– Ну вот еще, – вконец огорчился папаша. Кого-то его дочь очень напоминала. – Что же он натворил, бедолага? – Турецкий уже заранее был полностью солидарен с юным мужчиной Димой – симпатичным неглупым парнем, спортсменом и немного музыкантом. Он наигрывал на гитаре и что-то сочинял несусветное. Но абсолютно безобидное.
– А не фига смотреть по сторонам, когда со мной гуляет. А то глаза врастопырку, чтобы ни одной дуры не пропустить. А они и рады, готовы ему на шею вешаться, – прорвало Нинулю,
«Елки-палки! Так это у них наследственное – ревность и тут же злоба!» Турецкий совсем приуныл.
– Нинуля, детка, – попытался он ее утешить, – все друг на друга смотрят. Ты что, не смотришь на ребят?
– Конечно, смотрю! – возмутилась Нина. – Но я смотрю иначе. Поглазела и пошла дальше. А он оглядывается! И меня не стесняется! Можно такое терпеть?
– Можно, если любишь, – твердо сказал опытный ловелас Турецкий.
– Ты думаешь? – В голосе дочери Турецкий услышал сомнение. Значит, еще не поздно. Может быть, юный ценитель женской красоты будет прощен.
– Позови-ка мне мамулю, а сама ложись спать, и пусть тебе приснятся хорошие сны.
– А мамули нет. Она еще не приходила.
– Как это нет? А где она?
– На концерт пошла, потом собиралась в ресторане посидеть.
– А с кем, не знаешь? – спросил осторожно Турецкий, чтобы дочь не догадалась по его тону, что он элементарно ревнует жену к неизвестно кому.
– Она говорила, да я забыла. У меня неприятности, могу я забыть? – опять взбеленилась дочка.
– Можешь, можешь, – успокоил ее Турецкий. – Ну хоть намекни, не можешь же ты так напрочь забыть? Хоть на какую букву.
– По-моему, с каким-то врачом, нет, с доктором. Она сказала именно с доктором, а не с врачом. Он еще по психическим болезням. Нервы лечит. Мамуля у нас в последнее время какая-то нервная стала. А этот ее вроде бы лечит. То в театр сводит, то на концерт в филармонию. То в ресторан. Да пускай себе ходит, она после этих выходов всегда такая веселенькая, добренькая, мне вчера дала шестьсот рублей на кофточку. В торговом центре «Семеновский» сейчас распродажи.
Нинуля щебетала, а Турецкий обалдело слушал. Ничего себе, он тут жизнью рискует, его чуть в цинковом гробу на родину не отправили, а жена тем временем развлекается с доктором по нервным болезням! Тут самому можно психом стать от всех переживаний. Даже в семье теперь нет надежного тыла, некуда головушку приклонить. Взволнованный и разочарованный Турецкий попрощался с дочерью и велел, чтобы Нинуля написала блудной мамаше записку, что он звонил.
– Да, запиши код города Нефтегорска – 34612, а номер моего гостиничного телефона у нее есть. Если не получится дозвониться, пусть звонит на мобильный.
– Так ведь дорого. – Дочь умела экономить чужие деньги.
– Ну и хрен с ним. – Раздосадованный отец разве что не швырнул трубку на рычаг.
Сон долго не шел, хотя усталость была такая, будто он весь день трудился на лесоповале. Наконец он уснул, и ему снились бесконечные бочки с застывшим цементом. Их нужно было катить и катить, чтобы подпереть хлипкую дверь собственной квартиры, потому что с той стороны двери ломился доктор по нервным болезням и хотел умыкнуть его Ирку. В это время Ирка сидела на кухонном столе и дурным голосом распевала песни из Диминого репертуара. Маленькая психушка в отдельно взятой квартире.