Прощение
Шрифт:
Я уже собиралась открыть дверь в квартиру Келли, как вдруг услышала, что она ссорится со своим мужем. Ее голос звучал очень сердито.
– Я не могу оставить ее с тобой даже на минуту! Я все время беспокоюсь! – кричала она.
– Келс, – умоляюще произнес Скотт Эрли.
– Я говорю то, о чем думаю, Скотт. Плохо уже то, что я должна уехать на два дня...
– Речь не об этом.
– Именно об этом. Я засыпаю днем от усталости, а когда просыпаюсь, то вижу, что Джульетта сидит вся грязная, пока ты смотришь канал «Дискавери». Когда я говорю, что ты должен поменять ей подгузник, то имею в виду, что ты должен делать это чаще
Я начала учащенно дышать. Они были обычной парой и ссорились из-за обычных вещей. Я прислонилась к двери, раздраженная до слез тем, что жизнь так жестоко ведет меня к поставленной цели. Я подождала, пока живущая внизу миссис Лоуэн выйдет за своей газетой и помашет мне, а потом услышала, как Келли начала тихо рыдать. Она сказала:
– Как же я это ненавижу.
– Келс, прошу тебя, мне очень жаль, – произнес Скотт Эрли. – Я знаю, что ты говоришь не о подгузниках. Ты говоришь о том, что тревожишься из-за меня. Ты не можешь отправиться на конференцию, потому что представляешь, как я засну и забуду о ребенке. Келс, ты не права! Я никогда не забываю о нашей дочке. Ты сама сводишь себя с ума. Ты не можешь никуда отправиться, потому что на мне клеймо. Никто не пригласит нас на игру в боулинг. Тебе обидно, что другие учителя не допускают тебя в свой круг...
– Да мне все равно!
– Не думаю. Любая на твоем месте расстроилась бы. Как же мне стыдно. Мне кажется, что у меня на спине огромный красный знак: «Бегите, пока не поздно!». Мне надо удалиться от всех...
– Нет, – тихо проговорила Келли. – Мы же уехали на край света.
– Я уеду, Келс. Я не могу. Джульетта еще даже не знает меня. Я не о себе беспокоюсь.
Я решила, что это звучит утешающе.
– Скотт, мы вместе пережили прошлое. Я тебя не виню. Я виню...
– Но я и есть болезнь, Келли!
– Нет, Скотт.
– В первый раз, когда я прикоснулся к тебе, ты плакала...
– Мне стыдно за это.
– Я даже не помню...
– Ты не хочешь помнить, и ты не должен об этом помнить. Иначе ты не сможешь с этим жить. Ты очень хороший.
– Келли, я тебя люблю.
– Скотт! Я тоже люблю тебя. Почему ты не можешь в это поверить? Почему этот разговор должен был состояться перед моим отъездом? Теперь ты еще больше расстроишься, и тогда и не смогу выглядеть, как положено.
Если она не поторопится, то опоздает на самолет.
Я откашлялась, чтобы дать знать о своем присутствии. Повернув ключ в замке, я открыла дверь. Келли стояла заплаканная.
– Я только что ударилась об угол кровати. Щиколоткой. Боль убийственная.
– Да, это убийственно больно, – согласилась я. – Надо приложить лед.
Я посмотрела на Скотта. Он поднял на руки Джульетту и отнес в спальню. Келли завернула в полотенце лед и приложила на несколько минут к глазам.
– Так лучше, – сказала она. – Ой, я же опоздаю!
Она уже собралась выходить, но затем вернулась за вещами.
– Присмотри за порядком, Рейчел, – вымолвила она, ища мой взгляд.
В тот миг все могло измениться. Но я вдруг услышала, как Скотт напевает Джульетте колыбельную за дверью спальни.
– Когда ты проснешься, я приведу тебе лошадку... Я открыла дверь ногой.
– Почему ты поешь эту песню? – спросила я.
Меня как будто толкнули в плечо, и я очутилась в прошлом, когда моя мама лежала в пыли, гладя волосы своих маленьких девочек, которые уже не слышали ее голоса. Это было четыре года назад. Всего
Скотт Эрли посмотрел на меня красными от слез глазами.
«Ах ты, подлец. Заблудшая душонка», – подумала я.
Он сказал:
– Ты все время поешь эту песню. Я раньше никогда ее не слышал. Он улыбнулся.
Я повернулась и вышла из комнаты. Ирония судьбы. Жестокая ирония судьбы. Я вцепилась в край кухонной мойки, не в силах разжать пальцы.
– Оставь сегодня сиденье для ребенка, – крикнула я ему. Подумав немного, я быстро объяснила:
– Я хотела встретиться в парке Бальбоа с друзьями. Если не возражаешь, я возьму Джульетту.
Я услышала шелест простыней – он перекладывал свою дочь в ее корзинку.
– Хорошо, – отозвался он. – Твоя машина открыта?
– Ключи на столе в холле.
Если бы Келли ушла от него! Ничего из того, что я задумала, не потребовалось бы. Но Келли, которая прошла с ним через ад, уже ни за что не бросит мужа. Как я могу отнять у нее Джульетту? Это будет так же, как он отнял Рути и Беки у моей мамы. Только я собиралась все сделать более мягким способом. А если у них снова родится ребенок? Это уже не моя забота. Или по-прежнему моя? Была ли я и вправду озабочена тем, чтобы защитить Джульетту? Или жаждала мести? Хотела ли я убедиться в том, что Скотт Эрли и его глупая жена ощущали себя такими же несчастными, как мы? Знали ли они, что такое безысходная тоска? Знали ли они, что надежда иногда не согревает, что завтрашний день, которого ты уже и не ждешь, все же приходит, но приносит с собой не облегчение, а еще более острое переживание собственного горя? Хотела бы я пожелать подобное еще хоть одной живой душе? Как я могла назвать Келли глупой? Ведь не она повинна в том, что случилось. Но она могла бросить его. Она могла поступить так, как диктовал разум. Я видела, что с ней происходит. Как нас учили на занятиях, такое состояние называется «каскадом» – человека переполняют противоречивые ощущения, готовые взорвать его изнутри.
Я подняла трубку и набрала номер авиакомпании «Тру вест».
Глава двадцатая
Было уже темно, когда я закутала Джульетту в одеяльце и направилась в сторону дома.
Я не ходила в парк Бальбоа, у меня даже в мыслях не было туда идти. Вместо этого я отправилась в аэропорт, но тут же попросила водителя повернуть назад. Я не пошла прямо в дом, а остановилась у кафе. Я хотела снова встретиться с Кевином и знала, что наверняка найду его там, он всегда ходил туда по четвергам. В такие дни там была живая мушка, а Кевину нравилось слушать профессиональную игру. Теперь, когда все уже утратило прежнее значение, я хотела рассказать ему, кто я на самом деле. Я собиралась открыть ему и причину своего приезда сюда, рассказать о своих чувствах к Мико, а также о том, что мой план, которому не суждено было реализоваться, не принес бы никому вреда.
Наверное, мне хотелось понимания.
– Ронни! – позвал он меня, едва завидев. Кевин пригласил меня за свой столик. В этот день он был один. Все его приятели, очевидно, были заняты другими делами. Он еще раньше признался, что предпочитает слушать музыку в одиночестве, чтобы его не отвлекала чужая болтовня. Для него это было сродни медитации.
– Ты пропустила выступление одного классного парня.
– Кевин, – начала я. – Мне нужно тебе кое-что рассказать.
– Что? – рассеянно спросил он.