Прощению не подлежит

Голубицкая Надежда

Ночь с 31декабря на 1января 20..г.

Если бы мне кто-нибудь еще вчера сказал, что я заведу личный дневник, я рассмеялась бы ему в лицо. Где я с моим характером, а где излияния души на бумагу? Мне всегда казалось, что дневники ведут утонченные меланхоличные особы, к коим я не имею совершенно никакого отношения, а еще подростки, но из этого возраста я уже, по-моему, вышла. Еще свои мысли и переживания доверяют бумаге те, кто одинок, у кого нет того огромного количества приятелей, друзей и знакомых, какое есть у меня. Я даже не думала, что у меня в моей бурлящей ключом жизни настанет момент, когда я, чтобы окончательно не свихнуться, начну вверять свои чувства бумаге. В какой-то момент я поняла, что не могу

довериться никому, разве что Софи, но сестра сейчас далеко, у нее и без меня хватает проблем с ее пиявкой-Лукасом. И хоть она ничего и не рассказывает и никогда не жалуется, но я-то вижу, я чувствую, что он обвивает ее, словно огромный осьминог своими щупальцами и тянет в серую унылую рутину совместной с ним жизни, где ему будет удобно и комфортно, а Софи будет этот комфорт ему обеспечивать. Сколько раз, общаясь с ней, мне хотелось посоветовать бежать от этого человека без оглядки, заставить ее сбросить эти путы, но зная характер сестры, я всякий раз прикусывала свой болтливый язык.

Да, сестра сейчас на другом конце света, а как бы хотелось с ней вдвоем оказаться в нашей любимой кофейне, поболтать о каких-нибудь пустяках. И пусть мы с ней неродные по крови, но ближе человека мне даже трудно представить. Мне даже иногда казалось, что мы чувствуем одинаково и можем прочесть мысли друг друга. Если бы Софи была здесь, мне бы не пришлось подбирать слова, чтобы излить душу. Она бы все почувствовала и все поняла, она смогла бы так незаметно утешить и поддержать, как умеет только она…

Софи с щемящим сердцем прижала к себе блокнот, она даже не подозревала как ее хохотушка-сестра нуждалась в ней. Она и не помнила, когда это она поддерживала сестру, обычно это Лили с ее неуемным веселым нравом оказывала ей помощь. А вот теперь, когда сестра в ней так нуждалась, ее рядом не оказалось. Причем она собиралась эти Рождественские и Новогодние каникулы провести с семьей, но прилететь помешал форс-мажор на работе. Ах, если бы… Софи собралась с духом и продолжила чтение:

С чего же мне начать? Наверное с того дня, когда я ощущала себя абсолютно счастливой. Было это как раз в канун Рождества, 24 декабря, в тот день, когда все казалось наполненным радостью и счастьем, как солнечный день за окном. Дело в том, что прошлым вечером я случайно увидела у Робера во внутреннем кармане пиджака два пригласительных в ресторан «Планета» и бархатную коробочку с колечком, на вид таким простеньким неброским, в стиле моего жениха. Я обычно не проверяю содержимое его карманов, но все вышло совершенно случайно. Мы собирались, как обычно прогуляться в парке с нашим лабрадором Биллом. Но Робер задержался на работе, а когда пришел, выглядел каким-то взвинченным. Он отказался остаться дома и отдохнуть, решил пойти со мной, лишь попросил пару минут, чтобы переодеться и вымыть руки. Он оставил свой пиджак на кресле и направился в ванную, а Билл у нас большой любитель разбросанных вещей. Он сразу же стащил пиджак хозяина и хотел оттащить его на свое спальное место. Он всегда так поступает с украденными вещами: все что стащит, прячет под свой матрасик. Мне с трудом удалось отобрать пиджак, вот только содержимое карманов высыпалось на пол. Когда я увидела пригласительные и красненькую бархатную коробочку, то чуть не задохнулась от радости. «Планета» – это самое романтичное и красивое заведение в городе, и это могло означать только одно – Робер, наконец-то, собрался мне сделать предложение. Я так давно этого ждала, что просто не могла поверить в свое счастье.

Мне кажется, что любовь к Роберу не покидала меня с того самого дня, когда я его впервые увидела в школьном коридоре. Она росла вместе со мной и глубоко укоренялась в моем сердце. Сейчас уже и не могу вспомнить, чем же он меня так поразил, что я застыла словно действительно пораженная стрелой Купидона, не в силах отвести от него

взгляд. Робер прошел тогда мимо, даже не взглянув в мою сторону. И вообще инициатива в наших отношениях всегда была в моих руках. Я первая призналась ему в любви, написав письмо, которое заставило его, наконец, обратить на меня внимание. Я первая его поцеловала, да что уж там скромничать, в постель его я тоже затащила и инициатором совместной жизни на съемной квартире также была я. И вот сейчас он собирался сделать мне предложение, именно он, а не я решился на такой серьезный шаг.

Внутри меня все пело, я уже мысленно перебирала свой гардероб и продумывала макияж и прическу. Но все пошло не так как я себе нафантазировала. Когда мы в парке дошли до нашего любимого дерева, где первый раз поцеловались, и отпустили Билла немного побегать, Робер вдруг, тяжело вздохнув, словно решился на что-то и произнес:

– Лили, нам нужно серьезно поговорить.

Он очень заметно нервничал так, что его состояние поначалу передалось и мне, но потом я почему-то решила, что он сейчас собирается сделать предложение, а в «Планете» мы просто отпразднуем это событие. Но я услышала не то, о чем так мечтала.

– Мы должны расстаться, – проговорил он, опустив голову. – Я не могу больше тебя обманывать. Я полюбил другую…

От боли нахлынувшей после этих слов у меня потемнело в глазах. Так бывает когда ты идешь по темной улице и навстречу тебе вылетает автомобиль с ярко включенными фарами. Он уже уехал, а ты все никак не можешь избавиться от ярких кругов перед глазами, а мир вокруг полностью поглощает беспросветная тьма. Робер еще что-то говорил, но его слова не долетали до меня. Я вообще с трудом вспоминаю то, что было после его слов. Помню, что выскочила из парка, остановила такси и попросила водителя увезти меня подальше от того места. Слез не было, было просто состояние оцепенения и бесчувственности.

Отъехав довольно далеко от парка, таксист поинтересовался, куда меня отвезти. Я не знала, что ему ответить. Вернуться домой я не могла, даже если Робер туда и не придет, там все напоминало о нем, о нашей счастливой (как мне казалось) совместной жизни. Поехать к кому-нибудь из друзей, даже к Аннет, и выдерживать расспросы и утешения, было выше моих сил. Тогда я решила отправиться на наш маяк под предлогом совместного Рождества с отцом. Он у меня не из тех людей, кто будет лезть в душу.

Рождественский ужин прошел в тихой домашней обстановке, я отчаянно делала вид, что со мной все нормально, а отец – что этому верит. Только когда я так внезапно приехала, он спросил, не случилось ли чего. Я еле нашла в себе силы улыбнуться и заверить его, что все хорошо, что я просто по нему соскучилась. Но мой вынужденный спектакль, похоже, его не убедил, он окинул меня еще раз взглядом своих строгих глаз и произнес то, что мне было так необходимо в тот момент:

– Я прекрасно вижу, что у тебя что-то стряслось, но допытываться не стану. Захочешь – сама скажешь. Только знай, если тебе нужна помощь, можешь всегда на меня рассчитывать.

Но мне нужно было одно – побыть наедине с самой собой, собрать себя, казалось, разлетевшуюся на тысячи осколков, вырвать те чувства, которые прочно укоренились в моем сердце, чтобы как-то жить дальше.

Вернувшись домой, я не обнаружила не только вещей Робера, но и Билла. Не знаю, почему лабрадоры у меня всегда ассоциировались с дружной счастливой семьей? Когда мы с Робером решили завести собаку и выбор пал на эту породу, сердце у меня тогда пело, что вот оно семейное счастье: уютный дом, дети, собака и совместная жизнь до старости. Оставаться сейчас в этой пустой, осиротевшей квартире было невыносимо, поэтому предложение Аннет, позвонившей так кстати, встретиться в нашем любимом кафе было принято с удовольствием. Подруга всегда отличалась жизненной мудростью, всегда давала дельные советы. Может и сейчас она подскажет рецепт, как забыть, как вычеркнуть и искоренить все, что связано с Робером.