Прощу, когда умрешь
Шрифт:
– Одного можно. Если специалиста. А если не специалиста, то могу с десяток дать.
– И что я с ними делать буду?
– Вот и я о том же... Значит, так, завтра у вас распределение, я тебя во второй отряд рекомендую, там у нас и слесари есть, и механики. Но специалиста я сам тебе подберу... Учти, я человек добрый, но если пойму, что ты мне здесь голову морочишь, я тебя самого в стойло отправлю, на пятнадцать суток. В ШИЗО сейчас холодно, дуба дать можно, – с потешной грозностью нахмурил брови Татаринов.
Не тот он
Начальник производства лично доставил Тимофея в карантинный блок. Сам забрал, сам привел. Потому что нужен ему дизель-генератор, а у Тимофея просто выбора нет, как откликнуться на его чаяния.
В общежитии к Тимофею подсел Олег Шаповалов.
– Тебя, говорят, на промку водили.
– Водили слона по улице. А мне генераторный цех показывали. Начальником назначили.
– Начальником цеха?
– Да.
– И много у тебя подчиненных?
– Пока только двое. Рука правая, рука левая и средство доставки – ноги. Ну, еще центр управления, – Тимофей провел пальцами по голове.
– А помощники нужны?
– А ты в дизелях разбираешься?
– Слесарем на автобазе работал; и в дизелях разбираюсь, и в бензиновых...
– Долго работал?
– Шесть лет... Дальнобойщиком хотел, но у меня... В общем, на медкомиссии зарезали.
– Дальтоник, что ли?
– Не совсем... Главное, на легковой машине можно, а на грузовой нет... Своя машина у меня, сам, своими руками из хлама собрал. Автобаза развалилась, я бомбить пошел...
– А сел за что?
– За соучастие в ограблении.
– И кого грабанули?
– Инкассаторов.
– И много взяли?
– Очень. Четыре миллиона... Да ты должен был слышать, это в Питере было, весной. Четыре миллиона долларов.
– Ничего себе! – присвистнул Тимофей.
– Что, не слышал? Об этом все газеты писали...
– Ну, может, и слышал... Круто вы поработали, ничего не скажешь.
– Кто, мы?.. Я на машине бомбил; смотрю, двое бегут, с чемоданами. Я остановился, думаю, в аэропорт спешат. А они от ментов убегали. Если бы я знал, в жизни не остановил... Они в машину сели, я их до Литейного подвез, они вышли, а утром ко мне менты заявились: вы арестованы, гражданин Шаповалов... Но я-то не при делах!
– Да мне все равно, при делах ты или нет. Если при делах, я тебе только руку пожму. Четыре миллиона – лох такой вес не поднимет...
– Так потому и обидно, что я лохом оказался. Если бы грабил, тогда другое дело, а так только крайним оказался...
– И куда деньги делись?
– Без понятия. Грабители с ними ушли, а я сел...
– Что, и ничего не слышно про них?
– Ну, я же молчу, значит, не слышно, – горестно вздохнул Шаповалов.
– А чего так невесело?
– А чему радоваться? Менты всю душу мне вымотали. Где деньги? Где деньги? А я откуда знаю, где деньги?
– А вдруг, один
– А ты бы оставил? – Шаповалов смотрел на Тимофея выпученными от возмущения глазами.
– Да шучу я, шучу.
– Ага, и менты пошутили. Влепили мне пять лет за соучастие – и все, привет... Если бы я знал, где деньги, не так обидно было бы. Мне тридцать четыре, в тридцать девять бы вышел, зажил бы на четыре миллиона!
– А почему «вышел бы»?
– Да могу и не выйти, – Шаповалов оглянулся по сторонам.
– Почему?
– А ты думаешь, чего это меня кум целый час парил? Все выспрашивал, все вынюхивал. Я бы и сказал ему, где эти чертовы деньги, только не знаю я, где они!.. Огарок меня козлом назвал. А я и есть козел. Козел отпущения!.. Мне в СИЗО пресс-хатой грозили, если я не скажу, где деньги. Потом сказали, что под уголовников бросят... Но я-то не знаю, где деньги.
– Ты это, не закругляйся. Начал про пресс-хату, говори, – нахмурился Тимофей.
И Шаповалов угадал ход его мысли.
– Думаешь, меня опустили? Нет, не опустили. Не бойся, не зашкваришься...
Не хотел бы Тимофей из-за такого товарища попасть в касту отвергнутых. А туда он мог попасть только из-за того, что сидел за одним столом с Шаповаловым. А в столовой они уже рядом сидят, потому что этот хитромудрый тип назначил Тимофея своим ангелом-хранителем. И все попытки дистанцироваться от него пока безуспешны. Олег лип к нему, как пчела к патоке.
– А если вдруг?
– Да нет, в СИЗО нормально все было. Мне веселую жизнь здесь пообещали. Сказали, что здесь опустят...
– Здесь красная зона. Воров почти нет, уголовные порядки в загоне. Вор в законе здесь за этим делом смотрит, а на него красноповязочные давят со своими порядками...
– А Хохол?
– Да это так, жалкие попытки...
– Ты уверен?
– А в чем здесь можно быть уверенным? Это же зона, тихий ужас...
– Вот по этому тихому ужасу и опустят. И не воры, а беспредельщики. Типа Огаркова... Может, он уже получил «добро» на меня.
– Не льсти себе. Ты сам его задел, вот он на тебя и разморозился...
– Ну, может быть... Деньги большие, люди, которые их потеряли, вернуть хотят. В общем, если я не скажу, где деньги, меня просто убьют...
– Тоску не наводи. Нормально все будет...
– Хотелось бы верить... Ну так что, берешь меня к себе?
– Так это не я решаю, завтра распределение будет, там все скажут...
– Но ты не против?
– Я же сказал, что ничего не решаю.
Мутный какой-то этот Шаповалов. Вроде бы и похож на жертву обстоятельств, а если врет? Вдруг и в самом деле участвовал в «ограблении века»? Вдруг его действительно за это в тюрьме опустили?.. Да и здесь он сам по себе неприятности притягивает – не хотелось бы попасть из-за него под пресс...