Проселочные дороги
Шрифт:
— А больше ты ничего не украла? — с надеждой поинтересовалась Люцина. — Лучше сразу признавайся, а то угрызения совести замучают!
Я подлила масла в огонь.
— Подстилка льняная, почти новая. «Покупайте польский лен!» «Польский лен — лучший подарок!» Там у них, за границей, он очень ценится...
Тересу, казалось, кондрашка хватит. Отец наконец расслышал, в чем дело, и теперь пытался получить исчерпывающую информацию о злополучной подстилке. Доведенная до белого каления мамуля обозвала его глухим пнем и бесчувственной колодой —
Пришлось успокаивать разбушевавшееся семейство. Я привела несколько аргументов:
— Во-первых, они могут подумать на тех, кто поселился там после нас. А во-вторых, папа может написать письмо, поблагодарить и сообщить, что по ошибке мы прихватили их подстилку, которую высылаем обратно. Подстилку предварительно выстираем.
— Так пусть сейчас же садится и пишет! — потребовала Тереса.
— Что за спешка! Здесь ее как следует не выстирать, вот видишь, маслом испачкали. Да и к чему такая спешка? Из Варшавы отправим.
— А до тех пор меня будут считать воровкой?!
— Почему именно тебя? Пусть считают меня. Мне не жалко.
— Хорошо тебе говорить, ведь не ты украла! И вообще я не уверена, что лучше отправить из Варшавы. Может, стоит вернуться и потихоньку подбросить на место?
— Я бы не советовала, — каким-то зловещим тоном произнесла Люцина. — Может, они уже хватились, знают, что украла ты, ну и близко тебя не подпустят.
— Тогда пусть Янек потихоньку подбросит.
— Разве такое Янеку можно поручить? Он войдет с тряпкой как со знаменем и вручит ее лично директору. А что он при этом ему объяснит — и представить страшно.
В конце концов приняли мое предложение, хотя Тересу мы и не убедили. Первый раз в жизни совершила она кражу, все ее существо было потрясено содеянным, как жить дальше с таким пятном на совести, она просто не представляла, и ей очень хотелось немедленно вернуть украденное законному владельцу. Пришлось, однако, подчиниться большинству. Подстилку Тереса затолкала в свою сумку, заявив, что лично ее выстирает. Люстру мы оставили на месте...
* * *
Остановить машину как раз посередине плотины, по которой шла дорога через Отмуховское озеро, я решительно отказалась, хоть вид отсюда открывался и в самом деле на редкость живописный. Тем не менее входить в конфликт со Службой дорожного движения мне не хотелось. Направлялись мы в Поляницу, где, правда, не было никаких объектов кондитерской промышленности, зато располагался загородный дом одного из знакомых отцу директоров. Семья знакомого директора выехала на отдых в Болгарию, сам директор как проклятый торчал в Клодске, а в домике, в тишине и спокойствии, проживала домработница. Мы уже ломали головы над тем, чем компенсируем ей нарушение спокойствия.
—
— Радиоприемник, — за меня ответила мамуля.
— Испорченный?
— С чего ты взяла? — удивилась я. — Работает нормально.
— Тогда почему не включаешь?
— Потому что во время езды действует на нервы.
— Могла бы хоть изредка включать. Например, когда новости передают.
— А какие новости тебя интересуют?
— Ну хотя бы знать, какая погода будет...
— Ты хочешь сказать — какая не будет? — поправила сестру Люцина.
— В этом тоже есть своя польза, — философски заметила я. — По крайней мере, узнали бы, чего наверняка не будет. Скажут, например: ожидается тихая солнечная погода. И сразу ясно — в путь лучше не трогаться, наверняка будет дождь и сильный холодный ветер.
— И у вас всегда говорят наоборот? — заинтересовалась Тереса.
— Почти всегда. Изредка ошибаются и попадают рядом.
Наши рассказы, похоже, Тересу только еще больше разохотили, и она попросила:
— Включи на минутку. Сейчас двенадцать, послушаем новости.
До двенадцати было еще далеко, часы на приборной доске, как всегда, спешили, но я послушно включила. Не помню уж, на какую волну оно было настроено, но нас оглушила передача для школьников. Я немного убрала звук. Все сидели и слушали совершенно неинтересную передачу, но минут через десять я не выдержала и совсем приглушила ее.
В голосе моем наверняка звучала претензия, когда я обратилась к Тересе:
— Вот видишь, я же говорила. Какие нервы выдержат такое?
— А что это было? — поинтересовалась Тереса. — И в самом деле, немного громогласно.
— Передача для детей и юношества. Взрослые, услышав ее, на стенку лезут, а молодежь под нее с упоением занимается. И чем громче звук, тем лучше у них идет домашнее задание. Не понимаю только, зачем передавать ее сейчас? Ведь каникулы, домашних заданий никто не делает.
Рев по радио прекратился, я усилила звук. Оказалось, передача для детей и юношества закончилась, начинается концерт по заявкам. Сестры оживились и сразу стали, перебивая одна другую, называть произведения, которые они охотно бы послушали. Молча сидел только отец. Тереса тронула его за плечо:
— Янек, тут концерт по заявкам. Ты чего желаешь?
Отец очнулся от мыслей, в которые погрузился при виде водной поверхности Отмуховского озера, и не задумываясь ответил:
— Рыбу половить. Мне сказали — тут есть ручей, так там даже форель водится!
— И зачем ты ему напомнила о рыбе? — напустилась на сестру мамуля. — Не знаете его, что ли? Отправится ловить рыбу и непременно заблудится.
— Ведь я же слышал — врач рекомендовал тебе питаться рыбой, — с укором ответил отец. — Ты на диете, правда? Столько воды кругом, не может быть, чтобы мне ничего не попалось. А тебе обязательно надо питаться рыбой!