Проша (Непутевая семейка - 1)
Шрифт:
"Надо как следует местность исследовать!" - решила она, сворачивая налево - к перекрестку. Брата искать девчонка и не подумала, зато мамина просьба была прекрасным предлогом разведать окрестности и просто побыть одной, к чему Сеня всегда стремилась.
Нечего и говорить: минуты покоя были редкими гостьями в их семье. Сеня их страшно ценила. И готова была бежать на край света от бесконечных ссор и раздоров. Неподалеку от дома, в Миусском парке был дворец Пионеров. Пионеров теперь больше не было, но дворец со всеми кружками и секциями остался - и местные жители по привычке называли его по-старому. Сеня пропадала там после школы дни напролет - она занималась живописью, осваивала шахматы и азы актерского ремесла -
И тогда, скрывшись в комнате, она надевала наушники, слушала музыку и мечтала. Или заваливалась на продавленный диванчик под абажуром, укутывалась в плед и в бессчетный раз перечитывала трилогию Толкиена "Властелин колец". Это была её любимая книга!
Вот и сейчас, заглядывая за заборы окрестных дач, Сеня представила себя хоббитом, оказавшимся впервые в незнакомой стране. Что там, в этих садах? Кто скрывается за этими стенами? Чужие или свои? Ей предстояло выяснить это.
И сердце забилось в предвкушении чудесных событий, душа замерла и полетела, помчалась вдаль - навстречу неведомому. Ноги несли сами собой, тяжкие гроздья сирени опахивали волной своего дыхания, заликовал соловей... Этот мир приветствовал её, радовался ей, раскрывая створы своих невидимых врат. И ей захотелось вдруг, чтобы они захлопнулись за спиной, отгородив от душного мира обыденности, с её гарью, заботами, суетой, вечными нотациями и спорами взрослых, нудными уроками и злой придирчивой толкотней на улице, ведущей в школу...
И она касалась прохладных лиловых гроздьев рукой, и прыгала с дорожки в траву, где притаились фиалки, и сидя на корточках, окунала голову в озерки незабудок, и шепталась с ними, шепталась... А потом вновь пускалась по пустынным дорожкам, углубляясь все дальше в поселок.
Май уже отцветал. День давно перевалил за полдень и застыл в ожидании, когда дрогнет невидимая пружинка часов, влекущих ход времени, и потянет, повлечет за собой, чтобы солнечный рай растворился в зыбких закатных сумерках... Чтобы день сгорел без следа, поддавшись чарам владычицы-ночи.
Но он сиял ещё - этот рай, и Сеня щурилась, прикрыв глаза и подставив лицо теплым лучам, когда нога её, внезапно не ощутив опоры, провалилась куда-то, все внутри сорвалось, в глазах потемнело, что-то звонкое взорвалось в голове, потом что-то толкнуло в грудь и... Дальше она ничего не помнила.
Очнулась Сеня от мерного журчанья воды. Приоткрыла глаза... Тень густая и влажная навалилась со всех сторон. Тень кустов, облаков и ещё чего-то, названья чему Сеня не знала. Но догадалась, что эта неведомая мрачная тень - живая - и она вездесуща, она способна проникнуть всюду. И эта тень стоит на страже здешних мест!
Сеня помотала головой, прогоняя дурные мысли. Голова болела, в глазах все двоилось. Она немного пришла в себя и увидела, что лежит на самом краю открытого люка. Где-то там, в глубине шумела вода. Крышки у люка не было. Этот зиявший провал находился чуть в стороне от дороги, прямо возле канавки, поросшей густой травой, из которой выглядывали любопытные глазастенькие цветы. Сеня силилась вспомнить как их зовут, пытаясь отодвинуться от края бездны и с испугом ожидая приступа резкой боли: а вдруг она что-то себе повредила? Но нет, ничего не болело, руки-ноги были целы, только вот голова... Названья любопытных цветов она так и не вспомнила и потерла виски рукой. С головой явно что-то было не то - она встала на ноги и мир стронулся с места, поворотился как карусель и её затошнило. Сеня рассердилась на себя: надо было получше глядеть под ноги, а не пялиться по сторонам. Сколько раз бабушка говорила!
Ей было страшно обидно, что такой радостный, такой светлый день испорчен - ясно же, что уложат в постель! Может,
– Ничего, я вернусь!
– кивнула она манящим зарослям за калиткой и дорожке, утопавшей в цветущих кустах.
Отчего-то неудержимо захотелось проникнуть туда - в этот сад. Что Сеня и попыталась: спотыкаясь и потирая висок, она подошла к калитке, на которой виднелась заржавевшая табличка с номером "52" и полустершейся фамилией как видно, владельца участка. Видны были только начальные буквы "ВА" остальное погибло от времени и непогоды. Трава за забором - едва не по пояс. Сад был совсем запущенный, а дом нежилой. Это стало ясно с первого взгляда - по провалившейся верхней ступеньке крыльца, голым окнам без занавесок, кускам фанеры, кое-как прибитым снаружи к оконным рамам, по ощущенью заброшенности и безлюдья, исходящему от этого старого потемнелого дома.... Перед окнами разросся огромный сиреневый куст, под тяжестью махровых пушистых гроздьев ветви кренились едва ли не до земли. Эта сирень была какая-то особенная - яркая, сочная, с соцветьями густо-фиолетового оттенка, похожего на цвет вечернего предгрозового неба. Похоже, эта сирень и привлекла Сенино внимание к пустому дому. Она загляделась на неё - и...
Отойдя от калитки, Сеня стороной обошла мрачный провал, едва её не поглотивший, и стала озираться, пытаясь понять, в какой стороне её дом. Неподалеку был перекресток, с которого она и свернула на эту аллею. Вышла к нему, встала на перепутье... Перед нею и позади простиралась довольно широкая, как видно, центральная аллея, а справа и слева - дорожки поуже. И дачи, дачи кругом... Высокие и не очень, кособокие старенькие развалюхи и вновь возведенные пижонистые коттеджи в два-три этажа... Кажется, она свернула в проулок с злосчастным люком именно с центральной аллеи... Да, вон виднеется смешная пластиковая бочка, разрисованная ромашками, - она заметила её, когда шла сюда. А вон ярко-оранжевый домик, цвет которого Сеня язвительно определила как "вырви-глаз"! Точно, здесь она проходила. Ох, как голова болит... Скорее б добраться.
– Ой, я же не знаю номера дачи!
– выпалила она на ходу, изо всех сил стараясь не сбавлять шагу, хотя ужасно хотелось рухнуть в траву и больше никуда не ходить.
– Какой номер нашего участка? И фамилия хозяев? Она же на табличке возле калитки написана! Мама ведь говорила... Митины? Или Мишины? В общем, на "Ми"...
– Эй, Кадык, эта, что ли?
– прорезал вдруг тишину противный мальчишеский голос.
На неё на всей скорости мчался велосипедист. Она ойкнула и попыталась сойти с дороги, но он вильнул и, резко затормозив, преградил ей путь.
На парне была синяя кепочка с козырьком, свернутым на затылок, тертые джинсы, рваные под коленкой, и майка с надписью "Адидас". Он ощерился в кривой ухмылочке, обнажившей сломанный передний зуб, и шмыгнул носом.
– Ну ты, Кадык, тут она!
К ним подрулили двое велосипедистов. В одном Сеня узнала брата, а другой был чернявый, толстый, с забинтованным локтем.
– Сенюха!
– приветствовал её Костя, слезая с велосипеда.
– Ну ты воще! Где тебя носит - там предки с ума посходили!
Она в изумлении уставилась на него. Костя никогда прежде не называл родителей "предками". И впервые назвал сестру этой идиотской "Сенюхой"! Как видно, тут не обошлось без влияния его новых знакомых. И как видно, его самого прозвали они "Кадыком"...
– Ну чё, раз она нашлась, ты домой?
– шмыгнув носом, спросил парень в кепке.
– Ага... Все, ребят, я поехал. Значит завтра как договорились?
– Мамука, заедешь за ним?
– Угу, - утвердительно мотнул головой чернявый.
– У тебя какой участок? Двадцатый?