Прошка

Серов Алексей

Михал сел в кровати. Доктир стер поты с лба и сложил инструмент на кровать обратно.

– Ещё жалобы? – он устал.

– Да, – Михал посмотрел по сторонам. – У меня это…

– Пенис?

– Сам ты, блять, пенис, – рыкнул Михал.

– Доставайте.

И тут Проша пришел.

8

Проша зашел, глянул на доктира и завопил:

– О! Медицина, блять, явись!

Потом с размаху лег на свою койку. Доктир только и успел свои причиндалы подвинуть.

Проша лег, руки под голову сложил и ухмыляется.

– Ну, ты, может, борзеть-то не будешь? – спросил Михал спокойно. Без зуба у него произношение не сменилось, но говорить явно было неудобно от крови во рту.

– А че мне станет?

– Вас за такую вольность не накажут, молодой человек? – поинтересовался врач.

– Ты тупой? – уставился на него Проша, – я ж на каторге! Меня на Марсу сошлют, что ли?

– Заткнись ты, дурак! – рявкнул Михал и прыснул кровавой слюной изо рта.

– Ой-ой, – паясничал Проша, – а ты свою КАЛБАСУ ДОКТИРСКУЮ СПРЯТАЙ!

Вид Михала, прикрывающего одной рукой рот с кровью, а второй придерживающего огромный член, был и правда несуразный. Проша закатился гоготом. Он все повторял свою же шутку про доктира, который щупает доктирскую колбасу. Ему этот каламбур дюже смешным повиделся. Михал раскраснелся от злости и, видать, смущенья. На Прошу глянул как бешеный и, наклонившись, двинул ему в пузо лежачему.

– Да что вы делаете? – возмутился доктир.

Михал, пока Прошу учил, так шишкой своей мелкому врачу прям по лицу дал. Еще больше тогда Михал рассверепел, штаны натянул, извинился перед коротышкой и ушел.

Я спросил Прошу, че с ним творится? Чего он такой дурной-то? Он промолчал.

– Наверное, это реакция на нового человека, – умничал врач, – так скажем, из другого мира.

– Ты, – Проша глянул на доктора серьезно, – из какой жопы сюда приполз вообще?

Михал набрал в себе сил, чтобы одним махом заткнуть Прошу минут на пять. За это время несколько ребят показали свои зубы, волосы, ладошки, жопы (я вообще не понимаю, че доктир с нами возиться, задницы еще смотрит). Настала очередь Прошки.

– Жалобы есть? – спросил врач. Он молодец, кстати. Другой бы на хер послал такого мудака, а он все болтает как ни в чем не бывало.

– Есть, – то ли правда серьезный стал, то ли дурит, – у меня рука болит от этой каторги. Плечо.

– Снимайте все по пояс.

Проша начал раздеваться, и я был готов держать Михала. Все пузо и грудь Проша обмазал говном. Ровным таким слоем. Под робой и не пахло, а тут как раздел, так вонь началась. На этом ровненьком слое Прошка нарисовал зэковские наколки: купола, звезды, надписи разные. А на спине написал (хрен знает, как извернулся):

МИДИЦНА ИВИС.

9

«Привет,

батя. Мне тебя не хватает. Думал вчера, вспоминал, как ты рядышком сидишь, с работ уставший, и цигарку свою сосешь. Картинно так, по-мужски».

Проша задумался, выбирая слова. А может, просто чего вспомнил и замер. Так же бывает, когда думаешь о ком дорогом тебе, и кажется, что слов куча, а они как водой залиты. Болтаются, колышутся, бьются внутри пуза, а словить их никак. И так лупишься на них тупо.

«Прошка ЖИВ!» – закричал вдруг Проша. Его, видать осенило этой мыслью.

ПРОШКА ЖИВ!

– Все, – подытожил Проша.

– Может, еще что в голову придет? Давай торопить не будем, оставим недописанным? – я поглядел на Прошку, а он напрягся весь и протаранил:

– Отправляй, скотина!

Мы сложили исписанный лист бумаги из сральника с закорючками для Прошкиного отца и отнесли надзирателю. Мы пока шли из барака в будку надзирателя, Проша на говно изошел. Прыгал вокруг меня, вертелся. Я пшикнул на него: «Давай спокойно!» А он все одно: бежит, вопит за батю, за то, как щас батя письмо получит и как радоваться будет. Да и вообще щас весь поселок обрадуется, что Прошка живой!

«Щас побегут по коровникам Машка с Лизкой! Знаешь, как рады будут моему письмецу? Ты не знаешь! Да откуда тебе! Щас каждая букашка радоваться будет, что я письмо написал! По коровникам пойдут да по курятникам бабоньки. Будут друг дружку жать за жопы, орать с радости! Понимаешь? Да ни хера ты не понимаешь!»

Я молчал. Но мне чет думалось, что Прошка перегнул. Вижу же перед собой этого дурака. Но пущай лучше думает, что так и будут прыгать с его письма. На каторге иначе вредно думать.

10

Письмо Прошино, думаю, человек двадцать прочитали. Началось все с надзирателя.

Мы к нему пришли вечером, перед отбоем. Аккурат рядом с нашим бараком стоит вагон. Его сверху обшили каким-то металлом, на дерево чтоб похожим. Там этот фраер и живет. Я ни разу не видел, чтоб он куда-то уходил. Да и мы знаем все прекрасно, что уйти-то некуда. Вокруг лес да горы. Верстах в трехсот только есть какие-то домишки, да и то мы сами их, понятно, не видели никогда. Может, и нет там домиков никаких.

Надзиратель из новеньких. Три недели всего тут. Жалкий он человек, надзиратель. Мы-то, урки, тут по своей безголовости да по преступности, а он? Ему на хера это? Сиднем жизнь проводить с такими, как мы, идиотами. Жалкий он.

Мы к нему постучали. Я Прошку подержал, а то он ногой по двери уже замахнулся. Я ему сказал, что уж лучше рукой да потихоньку.

Надзиратель в ответ прошуршал там у себя и дверь открыл. Предложил зайти. Странный он мужик: другие, кто был, лупили нас за че захотят, а этот – ни разу.