Прошлое — чужая земля
Шрифт:
Он передвигал его из стороны в сторону, так и не решаясь съесть. Выпивал глоток красного вина и снова принимался возить кусок мяса между остатками пюре. Знаменитого пюре моей матери, совершенно не к месту подумал я.
Я ждал. И мать ждала. Я не смел взглянуть на нее, но чувствовал ее ожидание как нечто осязаемое. Наконец отец заговорил:
— У тебя проблемы с учебой?
— С чего ты взял? — Я попытался выразить недоумение, и вопросительная интонация вышла у меня фальшивой.
— Ты с прошлого года не сдаешь экзаменов.
Отец говорил тихо, четко выговаривая
— Ты не мог бы объяснить нам, что происходит? — продолжил он.
Эти вопросы не просто ему дались. Я никогда не создавал никаких проблем, особенно в учебе. За проблемы у нас в семье отвечала моя сестра, и этого им хватало с лихвой. В чем же дело?
Я понял, что они, должно быть, долго и подробно обсуждали это между собой. Чтосо мной происходит. Наверное, они терзались сомнениями, стоит ли со мной заговаривать или от этого все станет только хуже.
Я повел себя как обычный человек, застигнутый на месте преступления. Наотрез отказался признать свою вину и перешел в нападение.
Я действовал подло. Они были слабы и беззащитны передо мной, как могут быть слабы и беззащитны только родители.
Чего они ко мне привязались? В неполные двадцать три года я уже практически окончил университет. Блин! Что, у меня не может быть небольшого кризиса? Не может, да? Я кричал очень обидные вещи и в конце концов выскочил из-за стола. Они сидели молча.
— Я ухожу, — бросил я на прощание.
Я злился на них за то, что они правы. Я злился на самого себя.
Я был зол и одинок.
На следующее утро в девять тридцать я позвонил Марии.
Глава 12
Она не удивилась моему звонку. Ничуть. И повела себя так, будто ждала его именно в то утро. Сказала, что сегодня занята, но мы могли бы увидеться завтра.
Я могу прийти на следующее утро, сказала она. К ней домой. Естественно, перед выходом лучше позвонить. На всякий случай. Ладно. Значит, до завтра? До завтра. Пока.
Пока.
Закончив разговор, я еще долго держал руку на трубке, пораженный откровенностью нашего разговора: никаких тебе намеков, никаких неясностей. Куда все это меня приведет, интересно.
Для начала — к ней домой, завтра утром.
Перед выходом позвонить. На всякий случай.
Она даже не пригласила меня выпить или поболтать о том о сем, чтобы соблюсти хотя бы минимум приличий. Ничего подобного. Приходи завтра утром. И все.
Я испытывал опустошенность и в то же время грубое возбуждение.
От этого странного химического соединения в голове у меня слегка поплыло. Я о чем-то думал, но на самом деле не думал ни о чем. Перед моим мысленным взором медленно и беспорядочно скользили туманные образы. Мать. Отец. Их лица — более старые, чем на самом деле. Я с трудом прогнал их «из кадра», и им на смену явилась моя сестра. Ее черты расплывались, и я не мог толком ее разглядеть.
То есть я не мог вспомнить, как выглядит моя сестра. Мне стало грустно, и я прогнал ее видение. Это получилось
Затем появились другие образы, связанные с еще более давними воспоминаниями. Настолько далекими, что я уже почти не различал их. Они медленно сменяли друг друга.
Чересчур, невыносимо медленно.
Что-то рушилось внутри меня, и в какой-то момент я понял, что так больше нельзя.
Я пошел в свою комнату и поставил «Дайр Стрейтс». Гитара Нопфлера прогнала тишину и вымела тревожные образы из моей головы. Я взял карты и начал заниматься. Музыка закончилась, а я продолжал упражняться, как будто ничто больше не имело для меня значения. Бросил только часа в два, когда услышал, как мать поворачивает ключ в замочной скважине.
У меня болели руки, но голова обрела спокойную ясность.
Как застывшее озеро.
Пообедав, я пошел спать. Отличный способ бегства. Лучшее естественное обезболивание. Проснулся около шести и, не находя в себе сил оставаться дома после ссоры, сразу ушел.
Для июня погода стояла достаточно прохладная и, побродив немного без цели, я, как обычно, завернул в книжный.
Из обычных завсегдатаев никого не было. В магазине вообще никого не было, когда я вошел.
Послонявшись немного среди рядов и полок, я понял, что книги меня больше не интересуют.
Для меня книжный оставался чем-то вроде бара или кафе. Я ходил туда по привычке, не зная, куда податься и к кому зайти, ведь уже тогда я общался с одним только Франческо. А время наших встреч всегда назначал он.
Я рассеянно полистал взятую наугад книгу, но делал это чисто машинально, жестом пустым и бессмысленным.
Интерес проснулся, когда я обнаружил в отделе игр и развлечений «Большой трактат о фокусах иллюзионистов» неизвестного мне издательства. Никогда прежде и ни разу после мне не попадались его книги. Я пролистал том до главы о карточных трюках: детские фокусы, годные разве что для семейных праздников. Разочарованный, я положил книгу на место.
Я собирался посмотреть «Полное руководство карточного игрока», когда услышал свою фамилию. Кто-то громко окликнул меня: «Чиприани!»
Я обернулся на голос: слева от меня стоял толстячок. Он направлялся ко мне широко улыбаясь (я заметил, что он стоял перед стеллажом учебных пособий), и, пока он приближался, я узнал его.
Мастропаскуа. В средней школе мы учились в одном классе.
Весь класс единодушно и единогласно признал его непроходимым тупицей. Но и в последних учениках он не значился — занимаясь по восемь часов в день с упорством мула, он в конце концов вытягивал на «удовлетворительно» по всем предметам.