Прошлой ночью в "Шато Мармон"
Шрифт:
Лео смотрел в зал. Проследив за его взглядом, Брук увидела, что он разглядывает Нолу, вернее, ее обтянутые юбкой ягодицы, и решила пригрозить подруге изгнанием и даже чем-то похуже, если та хоть близко к Лео подойдет.
Суперменеджер кашлянул и отпил виски.
— Крутая девица. Не то чтобы я готов запасть на нее, но она вызывает интерес. По-моему…
Его прервали голоса, затянувшие короткую гармонию а капелла. В зале не было сцены, лишь пустой пятачок возле пианино, и сейчас там стояли, наклонившись к микрофону, четверо молодых афроамериканцев. Несколько мгновений казалось, что это действительно хорошая соул-группа, но когда трое исполнителей отступили
— Слушай, Джулиан, — сказал Лео, — забудь, где ты, зачем ты здесь, и просто делай свое дело.
Джулиан решительно кивнул и даже топнул ногой:
— Понял.
Лео показал на дальний угол комнаты:
— Пошли готовиться.
Брук приподнялась на мысочки и поцеловала Джулиана в губы. Стиснув ему руку, она сказала:
— Я буду здесь все время, но ты о нас не думай. Закрой глаза и выступай на разрыв аорты.
Он с благодарностью взглянул на жену, но не нашелся с ответом и исчез с Лео. Не успела Брук допить бокал, как один из представителей «Сони», занимающейся поисками новых талантов, объявил в микрофон выступление Джулиана.
Брук осмотрелась в поисках Нолы — та весело болтала у бара с молодыми людьми. Хорошо, хоть Трент рядом. Брук прошла к бархатному диванчику, куда он жестом предложил ей присесть. Она села на краешек и нервно собрала волосы. Судорожно копаясь в сумке, она никак не могла найти заколку.
— Держи, — сказала красавица азиатка, которой несколько минут назад подмигнул Лео. Она стянула коричневую резинку с запястья и протянула Брук. — У меня их сто штук.
Брук замялась на секунду, не зная, как поступить. Девушка улыбнулась:
— Бери, не стесняйся. Я сама терпеть не могу, когда волосы лезут в глаза. Но если бы у меня были такие волосы, я бы их никогда не собирала.
— Спасибо. — Брук проворно соорудила конский хвост. Она хотела сказать что-то еще, вроде ого, что она никому не пожелает быть рыжей, но тут Джулиан сел за инструмент, и она услышала, как дрогнул его голос, когда он благодарил собравшихся за оказанную честь.
Азиатка отпила из своей бутылки пива и спросила:
— Ты его уже слышала?
Брук кивнула, мысленно взмолившись, чтобы девушка замолчала. Больше всего ее сейчас волновало, расслышал ли кто-то еще в зале чуть заметную детонацию в голосе Джулиана.
— Потому что если нет, то это что-то. Самый сексуальный певец, которого я видела.
Эго замечание отвлекло Брук настолько, что она повернулась к азиатке:
— Что?!
— Ну да, Джулиан Олтер, — подтвердила та, указав на пианиста. — Я слышала его пару раз на разных тусовках. Он кое-где выступает регулярно. Должна сказать, он обалденно хорош. Рядом с ним Джон Майер просто любитель.
Джулиан заиграл «Ушедшему», трогательную песню о мальчике, потерявшем старшего брата, и Брук поймала на себе взгляд Трента: во всем зале, кроме нее, только он знал историю создания этой песни. Джулиан был единственным ребенком у родителей, но Брук знала, что он часто думает о старшем брате, который умер во сне младенцем. Олтеры никогда не говорили о Джеймсе, но Джулиан пережил период болезненной одержимости неотступной мыслью — каким бы мог вырасти брат и как пошла бы его собственная жизнь, будь у него старший брат. Пальцы пианиста коснулись клавиш, и в зале зазвучали первые аккорды, постепенно усиливаясь мощным крещендо. Охваченная ревнивым беспокойством, Брук теперь могла думать только об азиатке, сидевшей сзади. Она готова была дать ей пощечину и обнять в одно и то же время. Ей претили восторги экзотической красавицы
— Вы так считаете? — спросила Брук, вдруг остро пожелав, чтобы собеседница повторила свои слова.
— Безусловно. Я сто раз говорила о нем своему боссу, но «Сони» все-таки заполучили его раньше. — Азиатка замолчала, потому что Джулиан заиграл громче. Когда он откинул голову и запел нарочито нескладный, эмоциональный припев, ее взгляд стал совсем знойным. Брук досадливо подумала — восторг мешает девице рассмотреть обручальное кольцо на пальце Джулиана.
Брук отвернулась и стала слушать, еле сдерживаясь, чтобы не начать подпевать. Она знала песню наизусть.
Говорят, Техас — земля обетованная.
Глотая дорожную пыль, становишься мужчиной.
Ослепший, подавленный, одинокий в любви,
С руками в шрамах и надломленной душой.
Он был мечтой своей матери, но стал горсткой праха,
Мой брат, твоя рука выскользнула из моей,
Как параллельные линии, мы не пересечемся.
Я пою для ушедшего, я пою для ушедшего.
Женщина сидит в комнате одна,
Одна в тихом доме, как в могиле.
А мужчина пересчитывает бриллианта в своей короне.
Но не измерить в фунтах потерянную драгоценность.
Он был мечтой своей матери, но стал горсткой праха,
Мой брат, твоя рука выскользнула из моей,
Как параллельные линии, мы не пересечемся.
Я пою для ушедшего, я пою для ушедшего.
Мне снятся голоса за дверью,
Я помню, как говорили — ты больше не придешь.
Ты не поверишь, как стало тихо.
В опустевшем сердце поселилось горе.
Он был мечтой своей матери, но стал горсткой праха,
Мой брат, твоя рука выскользнула из моей,
Как параллельные линии, мы не пересечемся.
Я пою для ушедшего, я пою для ушедшего.
Джулиан закончил песню под аплодисменты — искренние, бурные — и без паузы начал следующую. Он поймал свой ритм; волнение, неуверенность исчезли, остался лишь знакомый блеск выступившего пота на руках и лице и сосредоточенно сведенные брови. Так всегда было, когда он пел баллады, над которыми работал месяцы, а то и годы. Сверкнула молнией вторая песня, началась и закончилась третья, и не успела Брук опомниться, а зрители уже восторженно кричали, требуя исполнить что-то на бис. Джулиан казался довольным и несколько растерянным — он получил четкие инструкции спеть три песни за отведенные двенадцать минут, но, видимо, получив добро от кого-то за несуществующими кулисами, улыбнулся, кивнул и заиграл одну из самых ярких своих композиций. Аудитория буквально взревела от удовольствия.
Когда Джулиан встал, оттолкнул табурет и сдержанно поклонился, атмосфера в зале заметно изменилась. Шумное одобрение, хлопки и свистки уступили место ощущению сопричастности чему-то важному. Брук, которую со всех сторон обступили фанатки Джулиана, встала, и тут же рядом возник Лео. Он с явным нежеланием поздоровался с азиаткой, назвав ее по имени — Юми, но та лишь смерила его взглядом и отошла прочь. Не успела Брук над этим поразмыслить, как Лео слишком крепко схватил ее за руку и притянул так близко, что на долю секунды ей показалось — он хочет ее поцеловать.