Прошлой ночью в "Шато Мармон"
Шрифт:
— Да. Вы всегда сидите в самом дальнем углу, возле стола для пула, и всегда приходите одна. На прошлой неделе вы были в голубом платье с вышитыми по подолу белыми цветами и читали журнал, но отложили его, как только я вышел.
Все верно! Тогда на Брук был сарафан, подарок матери на окончание колледжа. Четыре месяца назад он казался очень стильным; в нем было что-то девически юное и бесхитростное, а голубой цвет делал ее рыжие волосы еще более яркими, почти огненными. Брук так задумалась, силясь прикинуть, хорошо ли она выглядела в прошлый четверг, что не заметила вернувшегося Трента, пока он не ткнул ей бутылку легкого пива «Будвайзер».
— Что я пропустил? — спросил
Джулиан чокнулся бокалом о бутылку Трента и сделал большой глоток.
— Спасибо. Я найду тебя после выступления,
Он кивнул Брук, обменявшись с ней (она готова была поклясться и очень надеялась, что не ошиблась) многозначительным взглядом, и вернулся к инструменту.
Она не знала тогда, что Джулиан попросит у Трента разрешения ей позвонить и что их первый телефонный разговор приведет ее в полный восторг: она готова будет взлететь. Она не знала, что все решится уже на первом свидании, что они станут близки ровно через три недели после нескольких долгих свиданий, когда ни ему, ни ей не хотелось расставаться, и что почти два года будут откладывать деньги, чтобы вместе поехать на машине через всю страну, и что обручатся они на концерте в захудалом тесном баре в Вест-Виллидже, и Джулиан наденет ей на палец простое гладкое колечко, купленное на заработанные деньги, и они поженятся в роскошном доме его родителей в Хэмптоне (а что бы они кому доказали, отказавшись провести недельку у океана?). Но одно Брук знала в тот вечер точно: она очень хочет его снова увидеть и в четверг придет в «Никс», пусть хоть пожар или потоп преградит ей путь. И еще она не в силах была прогнать с лица улыбку.
2. Страдает один — страдают все
В родильном отделении медицинского центра Лэнгон при Нью-Йоркском университете Брук задернула занавеску, отделяющую кровать пациентки. Так, восемь в родовой палате, три тут.
Она перебрала оставшиеся карты: беременная несовершеннолетняя, беременная с гестационным диабетом[5] и первородящая, неумело нянчащая своих новорожденных близнецов. Взглянув на часы, Брук подсчитала: если все пойдет нормально, она сможет уйти вовремя.
— Миссис Олтер! — окликнула ее пациентка из-за шторки.
Брук вернулась к кровати.
— Да, Алиша?
Брук туже запахнула белую хирургическую куртку, не понимая, почему беременная не дрожит в своей тонюсенькой больничной рубашке.
Алиша нервно заламывала руки, глядя на свои прикрытые простынкой колени:
— Знаете, вот вы говорили, витамины для беременных очень важны, даже если не с самого начала их принимать…
Брук кивнула.
— Конечно, грипп в тяжелой форме — хорошего мало, — начала она, подходя к кровати пациентки. — Но ты хотя бы попала к нам, и у нас появилась возможность дать тебе витамины и составить план до окончания беременности.
— А вот… У вас нет каких-нибудь бесплатных образцов? — договорила Алиша, избегая смотреть Брук в глаза.
— Да, конечно, это не проблема, — улыбнулась Брук, коря себя за то, что не удосужилась выяснить, может ли Алиша позволить себе купить витамины. — Так, тебе ходить еще шестнадцать недель… Я оставлю полный запас на сестринском посту.
— Спасибо, — с облегчением выдохнула Алиша.
Брук ободряюще потрепала ее по плечу и вышла за занавеску. Набрав витаминов для Алиши, она чти бегом припустила в унылую комнату отдыха для диетологов, без окон, со столом на четверых, маленьким холодильником и стеной шкафчиков. Если не терять времени, она успеет выпить чашку кофе и перекусить, не опоздав
— Что случилось? — спросила Брук, не поздоровавшись.
— Ничего, — ответила мать после паузы. — А что должно случиться?
— Просто я сейчас занята, а тебе прекрасно известно: я не люблю болтать по телефону на работе.
Звук интеркома, висевшего над головой, заглушил конец фразы.
— Что? Я не расслышала.
Брук вздохнула:
— Ничего. Так что все-таки стряслось?
Она представила, как мать в неизменных камуфляжных штанах и балетках «Натуралайзер» — так она одевалась всю жизнь — расхаживает по тесной кухне у себя в Филадельфии. Миссис Грин плотно заполняла свои дни заседаниями книжных и театральных клубов и волонтерской работой, но Брук все равно казалось, что у матери слишком много свободного времени, а поэтому она так часто звонит своим детям спросить, почему они не перезванивают. С одной стороны, слава Богу, что мать с восторгом приняла выход на пенсию, но раньше, когда она ежедневно преподавала с семи до трех, Брук жилось спокойнее.
— Подожди минутку… — Голос матери в трубке на секунду сменился голосом Опры, который резко оборвался. — Вот так.
— Ничего себе, ты выключила шоу Опры! Значит, дело важное?
— А там снова Дженнифер Энистон. Слушать не могу, как она думать забыла о Брэде, счастлива, что ей за сорок, и абсолютно довольна жизнью. Все это поняли, сколько можно муссировать одно и то же?
Брук рассмеялась:
— Слушай, мам, давай я тебе вечером перезвоню, а то у меня через пятнадцать минут перерыв закончится.
— Конечно, детка. Напомни только рассказать о твоем брате.
— А что с ним?
— Ничего плохого, наоборот, наконец хоть что-то хорошее. Но ты занята, поговорим позже.
— Мам…
— Я позвонила тебе в разгар рабочего дня, не подумав. Я даже не…
Брук звучно вздохнула, улыбнувшись себе.
— Ты хочешь, чтобы я умоляла?
— Дочка, если момент неподходящий, значит, неподходящий. Поговорим, когда освободишься.
— Ладно, мам, я умоляю тебя рассказать мне о Рэнди. Просто становлюсь на колени. Ну пожалуйста, пожалуйста, расскажи, что с ним!
— Ну, если ты так настаиваешь… Ладно, слушай: Рэнди и Мишель беременны! Вот, ты заставила меня это сказать.
— Они — что?!
— Беременны. У них будет ребенок. Срок еще небольшой, примерно семь недель, но гинеколог говорит, все в порядке. Разве это не фантастическая новость?
Брук услышала, как снова заработал телевизор, на этот раз тише, но все равно можно было отчетливо различить смех Опры.
— Фантастическая? — переспросила Брук, откладывая пластиковый нож. — Знакомы всего полгода, не женаты и даже не живут вместе…
— С каких пор ты сделалась ханжой, деточка? — укоризненно поцокала языком миссис Грин. — Если бы мне сказали, что моя образованная, стильная тридцатилетняя дочь окажется завзятой традиционалисткой, я бы просто не поверила!
— Мам, вряд ли традиционалистами можно назвать людей, которые считают, что рожать детей нужно, имея более или менее прочные отношения.
— Ах, Брук, смотри на вещи проще. Не всем же выскакивать замуж в двадцать пять лет! Рэнди тридцать восемь, Мишель почти сорок. Неужели ты действительно полагаешь, что в этом возрасте кому-то требуется официальная бумажка? Нам всем уже пора понять, что это практически ничего не значит.