Проси, что хочешь: сейчас и всегда
Шрифт:
– Ну, как тебе?
– Мягко и мокро, - шепчет ребенок, протянув уже целиком всю ладонь.
Через полчаса Трус и Флин уже стали друзьями, и когда мы с криками и смехом скатываемся на санях, пес бежит рядом с нами.
Мы все промокли, и с головы до ног покрыты снегом. Всем хорошо. Мы веселимся от души, и тут вдруг слышим звуки, приближающегося автомобиля. Эрик. Мы с Симоной переглядываемся. Флин, завидев дядю, замирает без движения. Это меня удивляет. Он не бежит к нему. Когда машина подъезжает, я убеждаюсь, что Эрик за нами наблюдает, и по
– Ох-ох! Нас застукали.
Женщина кивает головой. Эрик тормозит, выходит из машины и настолько сильно хлопает дверью, что можно легко оценить, насколько он зол, еще до того как он с угрожающим видом подходит к нам.
Матерь божья! Да он просто в бешенстве!
Когда он в таком состоянии, спасайся, кто может. Все замерли, не дыша. Я гляжу на него. Он глядит на меня. И когда Эрик оказывается рядом с нами, он с осуждением кричит:
– Что здесь делает эта собака?
Флин молчит. Симона и Норберт стоят, как парализованные. Все смотрят на меня, и я отвечаю:
– Мы играли в снегу, и он играл вместе с нами.
Эрик берет Флина за руку и рычит:
– А с тобой мне надо поговорить отдельно. Что ты натворил в колледже?
Меня возмущает то, каким тоном он разговаривает с ребенком. Разве это так уж необходимо? Но, уже собравшись сделать ему замечание, я слышу:
– Мне снова звонили из колледжа. Очевидно, ты опять ввязался в драку, и на этот раз очень серьезную!
– Дядя, я…
– Замолчи! – кричит он. – Ты добьешься того, что отправишься прямиком в интернат. Марш в мой кабинет и жди меня там.
Под тяжелым взглядом Эрика Симона с Норбертом и мальчиком уходят.
Женщина с грустью провожает меня глазами. Несмотря на то, что я понимаю, что мне сейчас крепко достанется, я ободряюще подмигиваю ей. Как же зол мой глупый немец. Оставшись наедине, Эрик замечает сани и, указывая на следы на горке, шипит:
– Я хочу, чтобы эта собака убралась из моего дома, ты меня поняла?
– Но Эрик… послушай…
– Я ничего не собираюсь слушать.
– А должен бы, - настаиваю я.
Скрестившись со мной взглядом, он, наконец, кричит:
– Я сказал, вон!
– Послушай, если тебе испортили настроение на работе, не надо отыгрываться на мне. Ты переходишь всякие границы!
Он тяжело вздыхает, проводит рукой по волосам и бормочет:
– Я тебе сказал, что не хочу видеть здесь этого пса, и, насколько мне известно, я не разрешал тебе ни давать моему племяннику санки, ни подпускать к нему это животное.
Удивляясь его плохому настроению, я решаю не уклоняться от ссоры и возражаю:
– Не думаю, что я должна просить у тебя позволения, чтобы поиграть в снегу. Или все-таки должна? Если да, то тогда с сегодняшнего дня я буду спрашивать у тебя разрешения, чтобы дышать. Черт, только этого еще не хватало!
Эрик не отвечает, и я со злостью добавляю:
– Что касается Труса, я хочу, чтобы он остался здесь. Этот дом достаточно
В своем костюме и пальто глубокого синего цвета Эрик выглядит потрясающе. Он стоит и смотрит на Труса, который виляет перед ним хвостом, мой красавчик!
– Джуд, ты думаешь, я дурак? – говорит Эрик.
А так как я не отвечаю, а просто ошеломленно гляжу на него, он объясняет:
– Это животное уже давно живет в гараже.
У меня замирает сердце. Ему известно про мотоцикл?
– Ты знал?
– Ты думаешь, что я такой тупой, чтобы этого не заметить? Конечно, я знал.
Сначала у меня от удивления открывается рот, и, не дав мне ничего объяснить, он настаивает:
– Я тебе сказал, что не хочу, чтобы он жил в моем доме, но, несмотря на это, ты солгала и…
– Раз он теперь опять стал твоим домом… Знаешь, я могу и обидеться, - шепчу я, не упомянув про мотоцикл.
Если он молчит про него, то мне тоже сейчас лучше не поднимать эту тему.
– Ты постоянно твердишь мне, чтобы я считала этот дом своим, а сейчас только из-за того, что я приютила бедного песика в твоем чертовом гараже, чтобы он не умер на улице от холода и голода, ты ведешь себя как…, как…
– Идиот, - заканчивает он.
– Точно, - соглашаюсь я. – Ты сам это сказал: «Идиот»!
– А что касается тебя и моего племянника…
– Что Флин натворил в колледже? – обрываю я.
– Он ввязался в драку с другим мальчиком, после которой его сопернику пришлось накладывать швы на рану на голове.
Это меня удивляет. Я не представляю себе Флина таким отъявленным хулиганом, хотя у него и разбита губа. Эрик в бешенстве зарывается пальцами в волосы, глядит на Труса и кричит:
– Я хочу, чтобы он убрался отсюда!
Напряжение. Холод, стоящий вокруг, не может сравниться с холодом, который я чувствую в своем сердце, и прежде чем Эрик еще что-то скажет, я предупреждаю его:
– Если Трус уйдет, то я уйду вместе с ним.
Эрик холодно поднимает брови и, оставляя меня в полном изумлении, прежде чем развернуться и уйти, произносит:
– Делай, что хочешь. В конце концов, ты всегда так поступаешь.
И, не сказав больше ни слова, он уходит. Он оставляет меня в немом потрясении с идиотским выражением лица и желанием что-то ему доказать. Проходит десять минут, а я продолжаю стоять вместе с собакой во дворе. Эрик не выходит. Я не знаю, что мне делать. С одной стороны, я понимаю, что поступила плохо, поселив Труса в гараже, но, с другой стороны, не могла же я оставить бедное животное на улице.