Просительница
Шрифт:
Голосъ ея оборвался, красивые срые глаза застыли, точно въ ней внезапно остановилась жизнь.
Мошкову даже жутко стало.
– Ради Бога успокойтесь, дло идетъ вовсе не о такой значительной сумм, чтобы нельзя было найти ея – проговорилъ онъ, поспшно подходя къ письменному столу и выдвигая ящикъ. – Пятьдесятъ, вы говорите? Вотъ, пожалуйста
Полина Дмитревна встала и подошла, почти шатаясь.
– О, какое счастье! Я спасена! Я безконечно, безконечно благодарна вамъ… Скажу вамъ правду, у меня было предчувствіе, что вы спасете меня.
Ея голосъ звенлъ теперь, на лиц играли краски. Она даже похорошла въ одну минуту. Мошковъ испытывалъ чувство радостнаго нравственнаго удовлетворенія, и ему совсмъ не жаль было своихъ пятидесяти рублей, такъ неожиданно истраченныхъ.
– Но теперь вы разршите мн узнать, съ кмъ я имлъ удовольствіе познакомиться? – спросилъ онъ.
– Если вы желаете, я вамъ скажу. Моя фамилія – Михайлова, отвтила постительница. – Когда я переду отъ тетки, я сообщу вамъ свой адресъ, чтобъ вы могли убдиться, что я – не обманщица.
Тайный совтникъ поблагодарилъ, и проводилъ гостью до передней.
Передъ вечеромъ того-же дня, Полина Дмитревна подъхала на извощик къ воротамъ большаго дома, прошла черезъ асфальтовый дворъ, поднялась по весьма опрятной лстниц въ третій этажъ, и позвонила. Въ прилично убранной гостиной, куда она вошла, пожилая дама раскладывала за круглымъ столомъ пасьянсъ, а пожилой мужчина прохаживался изъ угла въ уголъ, съ папироской въ зубахъ.
– Наконецъ-то! Ну, какъ? – оба въ одинъ голосъ спросили вошедшую.
Двушка молча вытащила изъ кармана жакетки нсколько мелко сложенныхъ бумажекъ. Дама, старательно расправляя складки, сложила ихъ одну на другую.
– Сто двадцать! – сказала она, и поглядла на мужа. Тотъ выразилъ на лиц что-то одобрительное, и нжно посмотрлъ
– Уфъ, но до чего-же я измучилась! – произнесла та, опускаясь въ кресло. – Ты, мама, представить себ, не можешь, какъ это измучиваетъ. Вдь ни одна актриса такъ не разстраиваетъ себ нервы, какъ я!
– За то ты у насъ сокровище, Шура! Ты кладъ нашъ! – произнесла мамаша, и потянувшись, поцловала ее въ голову.
– Маскотта! хи! – усмхнулся отецъ.
– Но вдь ужъ вечеръ на двор; я думаю, ты проголодалась страшно? – вспомнила хозяйка. – Я велла весь обдъ для тебя на плит держать.
– Нтъ, мама, сть я совсмъ не хочу. Представьте себ, что въ одномъ дом меня даже обдать заставили. Познакомили со всмъ семействомъ, съ дтьми… вотъ забавно было! мъ, а сама все платокъ къ глазамъ подношу. Шоколадный кремъ подали, а я въ слезы… А дали всего только десять рублей.
– Все-таки, сто двадцать рублей въ одинъ день – пусть-ка другой кто-нибудь соберетъ такъ! – замтила мать.
– То-то, вотъ у васъ какая дочка, – произнесла весело двушка; – но только вотъ что, мама: сто рублей вамъ, а двадцать мн самой нужно. Двадцать вы мн отдайте.
– Зачмъ теб? – недовольнымъ тономъ спросила мать.
– За домино заплатить надо. Я теперь лягу спать, а потомъ уду. Сегодня маскарадъ.
– Глупости, будетъ теб по маскарадамъ шляться. Ничего изъ этого хорошаго не выйдетъ.
– Ладно, буду я васъ слушаться.
– Не позволю, не пущу.
– Какъ? – протянула двушка, прищуриваясь и чуть усмхаясь своими тонкими губами.
И даже не считая нужнымъ настаивать, она лниво поднялась съ кресла и пошла усталой походкой къ дверямъ.
– Если просплю, въ одиннадцать часовъ разбудите меня, – спокойно и властно распорядилась она, обернувшись на порог.
– Вотъ, вдь, что съ ней подлаешь? – отнеслась пожилая дама къ мужу. Тотъ только махнулъ рукой.