Проснись, моя любовь
Шрифт:
Как у Морриган.
Она подняла руку и коснулась своего соска.
Пронзительное ощущение охватило ее грудь. Она быстро убрала руку.
Индианка с обнаженной грудью подносила стакан вина к губам мужчины. Оба они все так же ласково улыбались, глядя вниз на раскрытую в ногах книгу.
Элейн перевернула книгу вверх ногами. Художник изобразил картинку в картине — на крошечного размера рисунке располагались обнимающиеся обнаженные мужчина и женщина.
Невероятно.
Элейн развернула книгу обратно и перелистнула страницу.
Фон изменился. Индийская пара находилась
Элейн заерзала. Она ощутила шелк ночной рубашки между собственными бедрами и мягкость подушки под ягодицами. Тупая пульсация стала более целенаправленной. Она быстро перевернула страницу.
Индийская пара расположилась на кровати. На мужчине ничего нет, кроме красного тюрбана. Его подведенные глаза сверкают чисто мужским предвкушением. Его тонкая талия обхвачена золотой цепочкой. Его пенис с ярко-красной головкой торчит из безволосого лобка. Дева обхватила, насколько сумела, одной рукой налитый кровью орган.
Дыхание Элейн участилось. Она перевернула на следующую страницу.
Маленькая индианка лежит на спине, широко раскинув ноги, ее жемчуга струятся вокруг торса, красные губы изогнулись в глупой улыбке. Мужчина в тюрбане сидит меж ее ног, золотая цепочка спускается между его ягодицами. Пальцами левой руки он зажал темный длинный сосок девы, а правая рука расположилась на ее безволосой вульве, все его пальцы, за исключением большого, погружены в глубины рубиновых нижних губок.
Элейн почувствовала вспышку жара несмотря на то, что засомневалась в правдоподобности данного действия. Женщина просто физически не может принять столько пальцев. Но фантазии имеют мало общего с действительностью. Предельно ясно только то, что картина распалила воображение. Элейн зачарованно разглядывала иллюстрацию. Все увеличивающийся поток возбуждения увлажнил шелк ночной сорочки и затаился между бедер.
— Морриган, тебе нравится это? Ты бы хотела ощутить мужские пальцы внутри своей маленькой тесной yoni, которые бы растягивали тебя, открывая…?
Глава 13
У Элейн перехватило дыхание, она инстинктивно попыталась закрыть книгу.
Руки лорда обвились вокруг нее, словно змеи, он сжал ее кисти своими, прижимая к себе. Все его тело было горячим и твердым. Элейн сгорала от стыда. Она яростно извивалась, пытаясь вырваться из кольца этих рук…
Он, именно он, застал ее, как какого-то подростка, украдкой листающего «Плейбой».
— Нет, Морриган, не сопротивляйся мне, — зашептал он в ее правое ухо. Дыхание было влажным и теплым, с легким
Его руки сжали Элейн, как тиски, фактически лишая малейшей возможности пошевелиться. Из горла вырвался стон.
Не сопротивляйся ему!
Она сжала зубы, чтобы сдержать истеричные крики, подступившие к горлу и готовые излиться в любой момент.
Черт! Он не должен быть здесь. Кейти же сказала, что и лорд, и Хэтти, они оба уехали…
Кроме того, как он попал сюда? Двери на балкон были закрыты, когда она вошла в библиотеку. Если бы он вошел через них, сквозняк предупредил бы ее об этом.
И она заметила бы его, если бы он вошел в библиотеку через обычную дверь… Так откуда?
Отсветы огня плясали по потолку над камином…
Элейн поморщилась.
Значит, инстинкт ее не подвел. На той кушетке действительно был вурдалак. Девятнадцатого века.
Неприятная мысль кольнула сердце. Тепло камина предназначалось вовсе неей, а ему. Бенедикту Арнольду [18] .
Черт побери, а она была так близка к открытиям, если не о Морриган, так о том человеке, чье тело жгло ее сквозь прутья стула.
— Все хорошо, моя девочка, — вполголоса протянул он, последние слова сильно напомнили ей Хэтти, только вот Элейн совсем не чувствовала себя «девочкой». Да и он, думается, этого не хотел.
Как, ну как Морриган могла оставаться девственницей после года жизни в замужестве?
18
Герой Шекспира «Много шума из ничего», новобрачный, изменивший своему намерению никогда не жениться.
Он опустил ее руки вниз, на колени, и сжал запястья правой рукой.
— Я знаю, ты не хочешь противиться мне, любимая.
Элейн протестующее зашипела, когда костяшки его пальцев прижались к развилке бедер.
— Раньше я не понимал, но теперь знаю… Знаю, как тебе тяжело.
Элейн украдкой попыталась высвободить руку… Чего он не понимал? Знал как тяжело ей что?
Однако эти мысли тут же вытеснялись другой: как приятно, оказывается, когда тебя называют «любимая»… Никто раньше ее так не называл.
— Все хорошо, я знаю, что ты хочешь, милая. Я чувствую, ты здесь жаркая…
Тыльная сторона зажатых пальцев глубже надавила на точку в основании ее ног.
— Боже, да ты пылаешь. Я знал, что ты можешь. Я помогу тебе воспламениться. Мы будем гореть вместе.
Элейн вжалась в спинку стула, но добилась лишь того, что ее запястья и его пальцы погрузились еще глубже.
Ужасно, когда тебя обвиняют в мастурбации, это даже хуже, чем когда застают за просмотром порнографических картинок. Но мысль о том, что он знал, как она возбудилась от простого просмотра этой книги, была просто невыносимой. Элейн хотела бы сгореть в буквальном смысле этого слова, сгореть до тла, до кучки пепла!