Проснись, моя любовь
Шрифт:
Элейн чувствовала себя леди до кончиков ногтей — благодаря многим годам ношения корсета ее спина держалась естественно прямо. Не прошла даром и та утомительная дегустация вин, где ей преподавали, как нужно правильно держать бокал — она изящно держала бокал за ножку так, чтобы отпечатки пальцев не мешали искриться вину. Чарльз развалился, опершись на локоть, чисто по-мужски обхватив бокал ладонью правой руки и нисколько не заботясь об отпечатках. В солнечном свете его волосы казались чистым золотом, лишь с намеком на рыжинку.
Элейн задалась вопросом, нужно ли ей оставить шляпку? Больше
Девушка заглянула внутрь корзинки и вытащила тяжелый и толстый кусок… — она развернула оберточную ткань, — …сыра чеддер. Она поднесла его к своему лицу и сделала глубокий вдох, закрыв глаза, чтобы как можно лучше оценить сыр. Опуская, она открыла глаза.
Мужчина сидел прямо, серьезно глядя на нее. Элейн протянула ему сыр. Без колебания Чарльз принял его, ни на секунду не отрывая от нее своих глаз.
— Ты когда-нибудь бывала на пикнике?
Элейн задумалась, была ли Морриган хоть раз на пикнике?
И тут же почувствовала всплеск негодования. Она не хочет думать о Морриган! Она хочет быть самой собой.
— Нет, — кратко ответила она.
Она настроилась на свой первый в жизни пикник и совсем не хочет его испортить. Ну, пожалуйста, пусть только он помолчит.
— Кот украл твой язык?
— Что?
Элейн отвлеклась от разглядывания разложенного изобилия: нарезанной тонкими ломтиками ветчины, все еще теплого хлеба с румяной корочкой, маринованных огурчиков, молотой горчицы, меда и всевозможной выпечки. В ее глазах заискрился смех. Он спрашивает, почему она молчит?
Чарльз разложил складной нож и начал нарезать сыр. Его ресницы, слишком длинные для мужчины, тенью создавали на щеках восхитительную бахрому.
— Я спросил, не кот ли украл твой язык? — Он поднял глаза. — Или же это сделал я?
Жар прилил к ее лицу. Она отвергла искушение, лишь только вспомнив о поцелуе, не говоря уже о тантрическом разврате. Это всего лишь невинный пикник. Ей нужно придерживаться этого направления.
— А вы вор?
Он покопался в корзине и достал фарфоровые тарелки и столовые приборы.
— А если так?
— Тогда я сказала бы — оставьте его себе. — Элейн встала на колени, чтобы можно было беспрепятственно дотянуться до разложенной еды и наполнить их тарелки всем понемногу. — Я не принимаю краденых вещей.
Удовлетворенно улыбнувшись, она опустилась назад.
Чарльз пристально посмотрел на Элейн. Долгие секунды они смотрели друг на друга — глаза в глаза. Вспышка понимания на мгновение затмила соблазнение. Не задумываясь, Элейн разломила печенье и обмакнула его в горчицу. Когда она подносила печенье к его лицу, он неотрывно смотрел на нее. Осторожно она прижала чистую от горчицы сторону печенья к его губам. Он услужливо открыл рот. С серьезной миной, она втолкнула горчичное печенье меж его зубов. Рот закрылся, челюсти задвигались, пережевывая.
Глаза Чарльза распахнулись от потрясения. Изо рта вырвались бессвязные звуки. Судорожно сглотнув, он взорвался смехом.
Заразительным смехом. Элейн никогда не забудет выражение на его лице, превратившее взрослого лорда в мальчишку. От смеха она
— Все в порядке?
Она кивнула, медленно и глубоко втягивая в себя воздух.
— Хорошо. Ненавижу быть не отомщенным.
Элейн подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть быстро приближающиеся медовые соты с соленым огурцом.
— Ты не можешь…
Ее захлестнуло вкусом острого рассола и сладкого меда.
— Ух! — Она попыталась выплюнуть содержимое рта.
— Ну уж нет! — Он зажал ей челюсти, давая меду и маринаду распространиться по всему рту.
Элейн попыталась отцепить его руки, но в результате только натянула кожу на своих щеках.
— Пусти!
Чарльз фыркнул от смеха:
— Что хорошо для гуся, то хорошо для гусыни. Или я могу сказать так: что хорошо для гусыни, то хорошо для гуся. Прожуй тщательно, как полагается хорошей девочке, и глотай.
Судя по охватившему его восторгу, выражение ее лица, когда она прожевывала пищу, было так же занимательно, как и его собственное в подобной ситуации. Высунув изо рта язык, она слизнула мед с кончика своего носа — замечательный талант — до этого времени не открытый и не самый необходимый, но очень эффектный. Чарльз повалился на одеяло, покатываясь со смеху.
У Элейн не было братьев или сестер, с которыми она могла бы повозиться. Всегда ожидалось, что она должна вести себя как безупречная маленькая леди. Сейчас она с радостью погрузилась в игру. Они кормили друг друга немыслимыми лакомствами. Огурец и горчица для него, сыр и мед для нее, и снова огурец, завернутый в ветчину, с медовыми сотами — для него. Все это смывалось насыщенным красным вином. За всю свою жизнь Элейн так много не смеялась.
Движением заядлого фокусника, достающего кролика из шляпы, Чарльз извлек из корзины влажные салфетки. Они оттирали свои руки и лица, как если бы были какими-нибудь неряшливыми школьниками, без всяких условностей, полностью свободными. К тому времени, как корзинка была собрана, Элейн уже не понимала, что ее переполняло больше — солнце, алкоголь или смех. Ее лорд успешно смыл с нее всю грязь от общения с Боули.
Чарльз снял жакет и свернул его. Используя свернутый жакет как подушку, он лег на одеяло, прикрыв руками лицо. Элейн наблюдала за ним до тех, пока мальчишеская задорность полностью не покинула его. Она стянула с себя мягкие кожаные сапожки и встала, намереваясь проверить упругость этой невероятно зеленой травы. Тотчас же лорд оживился. Он преклонил колени перед Элейн с тем торжественным выражением на лице, с каким странствующий рыцарь просит милости у дамы своего сердца. Она заглянула ему в глаза.
— Почему вы женились на М… — она прикусила язык, но слишком поздно. Вопрос был задан. — …На мне?
Чарльз прикрыл глаза Теплая рука заскользила под платье.
— Почему вы женились на мне?
Элейн стояла неподвижно, нисколько не обеспокоенная скольжением пальцев вверх по шелковому чулку, не тревожась о шрамах и небритых ногах.
Он приподнял штанины ее панталон и отцепил чулки от подвязок, прикрепленных к корсету. Затем уверенными шершавыми пальцами начал медленно и чувственно снимать шелк.