Проснись, моя любовь
Шрифт:
В момент своего освобождения она приняла его целиком и полностью. Все ее тело содрогнулось в конвульсиях, натянув и сжав каждую мышцу.
— Боже! О Боже! — Чарльз задыхался. Мир вокруг взорвался, унося его за собой.
Он обессилено упал на грудь своей жены — теперь уже настоящей жены, делящей с ним не только имя, но и тело.
Глава 20
Элейн смотрела на чистое синее небо, ощущая на себе безжалостно палящие лучи полуденного солнца. Она чувствовала себя так, будто ее вдавили в землю; трава щекотала
Чарльз бормотал что-то на ухо, чаще вздыхая, нежели произнося внятные слова. Он приподнялся на руках, оторвав себя от ее тела. Элейн сморщилась от новой боли, от звука влажной плоти, выходящей из влажной плоти. Он рухнул рядом с ней на траву.
Элейн села. Она одернула платье, затем стала методично застегивать пуговицы.
Чарльз шевельнулся, перекатился на спину.
— В чем дело, любимая?
Он, не спеша, провел вверх пальцем по бархатной ткани, покрывавшей ее спину, и коротко засмеялся:
— Неужели я взял тебя на муравейнике?
Элейн неуклюже поднялась на ноги. По ее бедрам струйкой стекла мужская эссенция. Она сжала зубы. Корсет валялся в нескольких шагах от нее, разорванные панталоны были непристойно распластаны по траве в том месте, куда он их кинул, пучки зеленых стеблей выглядывали из выреза штанин.
Элейн заметила свои ботинки и сунула в них ноги. Краем уха она услыхала, как Чарльз сел позади нее.
— В чем дело? — повторил он более настойчиво.
Элейн захромала к лошадям. Только бы ей удалось взобраться на спину Джаспер. Тогда она смогла бы ускакать домой и похоронить себя на какое-то время в спальне.
Как только она уже было подумала, что спасена и лорд не следует за ней, сильные руки грубо развернули ее. Элейн резко зажмурилась от солнца.
— В чем дело, черт подери? Я причинил тебе боль?
Солнце скрылось от рывка вперед. Он сильно встряхнул ее раз, другой, третий. Беспощадные черты лица поплыли перед глазами. Чтобы удержать равновесие, Элейн инстинктивно схватилась за держащие ее руки, почувствовав сильную и горячую плоть под тонким хлопком. Его рубашка была разорвана так же, как и ее панталоны.
Разорвана ею. В порыве страсти.
О мой Бог!
— Скажи мне, черт подери! Я знаю, ты можешь!
Он затряс ее сильнее, пока Элейн в конце концов не взмолилась:
— Пожалуйста!
— О, можешь, — раздраженно произнес Чарльз. — Как я и говорил. Ради Бога, Морриган, ты моя жена! Если ты думаешь, что я позволю тебе вести себя подобно героине из дешевого романа, забудь об этом. Все в прошлом, ты выросла и понимаешь свои обязанности. Я внятно изъясняюсь?
Солнце пропало опять, но вместо толчка вперед в пустое пространство, тело Элейн оказалось прижатым к телу лорда. Его брюки были расстегнуты, сквозь бархатную одежду Элейн могла почувствовать длину его мужского орудия — он производил впечатление даже в спокойном состоянии. В животе Элейн сжались
Солнце скрылось. Решительный открытый рот поймал ее вздох. Его язык легко скользнул внутрь, влажный — он напоминал о сочащейся по ногам влаге. Горячий — он напоминал о жгучей, пульсирующей боли, что не покидала ее. Лорд кружил вокруг ее языка, напоминая своими движениями о другой боли. Она вспомнила, как он вращал между ее ног своим другим «довеском», таким же обжигающим. Вспомнила, как он двигался в ней рывками, дразня и продолжая пронзать до тех пор, пока Элейн перестала отличать, где кончается его тело и начинается ее.
Чарльз отступил. Его суровые глаза светились триумфом.
— Так будет всегда, Морриган. Каждый раз, когда я коснусь тебя, ты будешь вспоминать. Стремясь получить больше.
Едва Элейн смогла догадаться о его намерениях, как он поднял и взвалил ее на спину Джаспер. Рукой лорд скользнул под тяжелую бархатную юбку и завел ее правую ногу за луку седла. Такое открытое положение делало тело в высшей степени уязвимым. Тотчас же Элейн почувствовала вторжение в нежную плоть.
Элейн отпрянула назад насколько смогла. Джаспер мягко заржала, беспокойно шагнув к лорду. Твердые, безжалостные пальцы нырнули еще глубже. От боли у Элейн расширились глаза. Пальцы заработали усердней, большой палец лорда гладил нежное утолщение в верхней части губ. Кровь, отлившая от головы Элейн, прихлынула к этой маленькой головке, бугорок распух и затрепетал под настойчивым воздействием. У Элейн участилось дыхание. Животные запахи лошади и секса усилились. Маленькие огоньки вспыхнули в глазах Чарльза, синие, черные, ныряющие огоньки, глубже, глубже…
Чарльз медленно отпустил ее плоть. Элейн сжала мышцы. Он неумолимо выскользнул с мокрым, чавкающим звуком и провел пальцами по ее ляжке, по небритой ноге, неотрывно глядя ей в глаза. В его взгляде безошибочно читалось знание их близости. И гнев.
— Это просто небольшое напоминание, моя дорогая ханжеская женушка. — Он засунул ее левую ногу в стремя. — Влага не вся моя.
Они возвращались в тишине по той же самой дороге, но теперь все казалось другим. Элейн никогда не думала, что есть так много различных видов тишины. Есть удовлетворенная тишина, счастливая тишина, спокойная тишина, яростная тишина. Тишина, наполненная презрением и насмешкой, тишина, наполненная болью и предательством. Тишина, разрушающая преграды, и тишина, возводящая барьеры.
Вернувшись в конюшни, Чарльз снял Элейн с седла.
Ее правая нога подвернулась. Он отвернулся. Элейн схватилась за стремя, ища поддержки. Но взгляд уперся ему в спину, так как лорд уже направлялся прямиком к дому.
Джаспер качнула головой, исследуя непонятную тяжесть на стремени. Элейн рассеянно оттолкнула кобылу и перенесла весь свой вес на ноги.
Чарльз скрылся за углом дома, ни разу не оглянувшись назад. И это тогда, когда ему было известно, что она могла уже упасть и быть до смерти затоптанной копытами!